Польско-литовско-русское войско обладало большим преимуществом. Входившие в его состав народности — поляки, литовцы, русские — стремились к единой цели: разделаться с общим всем им ненавистным врагом, защитить свои земли от его вторжения, возвратить уже захваченные. Высокий моральный уровень союзного войска нашел самое яркое проявление в выступлении смоленских полков, в решительный момент принявших на себя натиск врага и тем спасших положение, как это красочно и с полной объективностью описывает Длугош.
Высокий патриотический подъем, непоколебимая вера в правоту своего дела, мужество и стойкость, проявленные союзным войском, в сочетании с высокими достоинствами его руководства решили успех Грюнвальдской битвы в его пользу.
Разгромив врага под Грюнвальдом, польско-литовско-русское войско двинулось, как это было предусмотрено в плане кампании, дальше, на Мариенбург. Этот поход был поистине победоносным. Все замки и города сдавались один за другим, как рассказывает Длугош. Орденская хроника тоже вынуждена констатировать, что и рыцари, и слуги, и самые крупные города страны — все перешли на сторону короля, и все присягали ему на верность.[438]
25 июля союзные войска стояли под Мариенбургом. Началась осада замка. Она носила столь стремительный и угрожающий характер, что уже в начале августа избранный наместником Ордена Генрих фон Плауэн обратился с просьбой к Владиславу-Ягайле начать мирные переговоры. Переговоры эти ни к чему, однако, не привели.
Последовавшие дальше события — снятие осады и уход польско-литовско-русского войска из-под Мариенбурга, потеря всех занятых раньше замков и городов, наконец условия мира, — все это вызвало упреки и нарекания в адрес Владислава-Ягайлы со стороны Длугоша, а затем под воздействием его и в последующей польской историографии. Причины всех этих неудач видели в том, что король не использовал выгодного момента после блестящей победы под Грюнвальдом, когда уничтожены были все военные силы Ордена, и не поспешил немедленно завладеть Мариенбургом.
Польские историки последнего времени стараются снять это обвинение с короля, выдвигая, на наш взгляд, весьма убедительные объяснения тех или иных его действий, и дают новую оценку последовавшим за Грюнвальдом событиям, с которой, нам кажется, можно согласиться.
Как поясняет С. Кучинский, король не мог выступить с войсками сразу же в ночь с 15 на 16 июля. Войско было измучено и еще не вполне были известны результаты боя. 16-го обстановка разъяснилась, и хотя королевский совет настаивал на трехдневном отдыхе, по настоянию короля войско выступило все-таки в дальнейший путь после однодневного отдыха, 17-го числа. И идя медленно, занимая по дороге орденские замки, что отнимало много времени, только 25 июля подошло к Мариенбургу, когда там уже целую неделю находился Генрих фон Плауэн, прибывший 18 июля.
Король мог бы выслать вперед несколько отрядов, чтобы они захватили Мариенбург врасплох и овладели им. Но чтобы осуществить это, им надо было прибыть к Мариенбургу до того, как там появился Генрих фон Плауэн, т. е. не позже вечера 17 июля. При стокилометровом же расстоянии между Грюнвальдом и Мариенбургом это было невозможно. Для этого таким отрядам надо было бы выступить из Грюнвальда самое позднее 16-го утром, т. е. тогда, когда обстановка еще была неясна.[439]
Самый Мариенбург оказался весьма твердым орешком. Построенный наподобие других орденских крепостей, он отличался от них величиной и большей мощностью укреплений. При уровне военной техники начала XV в. взять его было почти невозможно. Кроме того, к приходу союзного войска гарнизон крепости представлял уже достаточно большую силу, насчитывая до 4 тысяч хорошо вооруженных человек.[440] Единственно на что можно было рассчитывать, это на капитуляцию самих защитников крепости, вызванную голодом или эпидемиями, или на измену с их стороны.
Польско-литовско-русское войско, представленное феодальным ополчением, не было способно ни для штурмов таких мощных крепостей, ни для многомесячного стояния под их стенами в ожидании добровольной сдачи. Наемных же войск у короля было немного, да и удержать их на длительное время нельзя было из-за истощения средств и невозможности расплаты с ними. Кроме того, приходили к концу запасы пороха и ядер,[441] создавалась угроза, что в скором будущем отпадет возможность производить обстрел крепости. Но, очевидно, самой главной причиной было, как это указывает и Длугош, начавшееся разложение в рядах войск. Одни стремились домой отдохнуть, другие грозились уйти, если им не будут аккуратно платить.
Все эти обстоятельства могли побудить короля снять осаду, не добившись победного конца, и дать приказ об отходе.