Гринвичский меридиан

Итак, за невозможностью действовать, они устроились поудобнее на ветвях араукарии и начали следить за боем, словно за футбольным матчем, скорее как эксперты, чем как болельщики. Арбогаст снимал на камеру все подряд — вылазки, откаты, ложные атаки, промахи, успехи, поражение. От них не укрылся ни один эпизод финального штурма, но они слегка заволновались, когда нападавшие, взяв замок, оставили его, разбились на группы и начали прочесывать остров. Эта внезапная перемена декораций внушила Селмеру и Арбогасту смутную тревогу: такое беспокойство испытывают зрители, когда актеру приходит в голову похвальная, но рискованная мысль спрыгнуть со сцены в зал прямо в разгаре драматических страстей, которые там, за его спиной, продолжают бурлить, остывать и вновь накаляться.

Теперь перед ними стояла вполне реальная угроза: их вот-вот могли взять в плен, поставить к стенке и быстренько превратить в трупы. На какой-то миг перед их безмятежным взором промелькнула эта грустная картина. Но в ту же секунду раздался громовой взрыв, полыхнуло яростное, адское пламя, и замок взлетел на воздух. Под безжалостным воздействием ударной волны все живое на острове мгновенно прекратило взаимную охоту: одни взорвались, другие, застыв от ужаса и грохота, смотрели на их гибель. Арбогаст опять схватился за камеру.

— Значит, взрывчатка все-таки была там, — вздохнув, констатировал он после того, как все или почти все обломки упали наземь. — Она была там, у меня под носом. Какой же я болван!

Первым следствием ужасающей катастрофы было оцепенение, сковавшее убийц; потом они с воплями толпой ринулись в сторону догоравших развалин замка, бросив свою облаву. Дождавшись, когда гомон наемников утих вдали, Арбогаст и Селмер решили срочно бежать к берегу: море позволит им выбрать путь к спасению.

Спустившись по склону горы, они начали пробираться по едва заметной тропинке между колючими лохматыми кустами и зарослями гигантского папоротника, который аккуратно отгибали на ходу, стараясь не гладить «против шерстки».

Арбогаст остановился первым. Слева, в гуще однообразно зеленой растительности, смутно виднелось бежевое скорченное тело, явно человеческое. Его контуры в этом пышном хлорофилловом окружении угадывались с трудом. Кроме того, бежевый цвет мог принадлежать любому типу одежды, от гражданского костюма до полевой формы, вот почему они насторожились, втянули головы в плечи, присели и подкрались к подозрительной фигуре чуть ли не по-пластунски.

Под кустом папоротников сидела Вера. Сжавшись в комочек, обхватив руками колени и уткнув в них лицо, она застыла в прострации, недвижная, как сам куст, и похожая на украшение в футляре, повторяющее, по закону мимикрии, все свойственные ему изгибы, с той лишь разницей, что он был зеленым, а она осталась бежевой.

Арбогаст тихонько окликнул ее. Вера вздрогнула, открыла глаза, узнала его. Она плакала, на ее расцарапанных колючками щеках выступили капельки крови, которую она размазывала по лицу, пытаясь стереть, и которая, смешиваясь со слезами, образовывала красноватую соленую замазку. Арбогаст подошел ближе и нагнулся. Он говорил с ней мягко, как с ребенком, разглядывал царапины, гладил руку и, вытащив из кармана платок, стирал кровавые разводы и все прочие следы несчастья, короче, делал все, что полагается в таких случаях, только с какой-то особенной теплотой.

Затем они снова зашагали по тропинке, теперь уже втроем — Арбогаст и Вера впереди, бок о бок, Селмер сзади.

— Ну, не надо, — мягко повторял Селмер.

Вера на ходу опять заплакала, но теперь ее всхлипы раздавались все реже и реже. Она тоже слышала взрыв; изобретатель наверняка погиб. Наверняка, ответил Арбогаст. И другие, конечно, тоже, предположила она. Конечно, ответил Арбогаст.

— Вот и Поль тоже умер, — сказала Вера. — На изобретателя мне наплевать, но Поль!.. — И она всплакнула еще раз. — Он мне рассказывал всякие истории. Перед тем как уехать из Парижа, он начал историю про трех уланов в Бенгалии, а теперь вот погиб. Погиб, а я так и не узнала, чем там кончилось.

Арбогаст затаил дыхание и сосчитал до десяти, прежде чем ответить.

— Зато я знаю конец, — сказал он.

Вера даже приостановилась, но сейчас было не до историй. «Скорей, скорей», — тихо поторапливал сзади Селмер. Вера понурилась.

— Ну так что же там с Макгрегором? — шепнула она.

— А вы как думаете? — шепнул Арбогаст.

— Наверно, выпутается, спасется? — спросила Вера.

— Нет, — ответил Арбогаст. — Он умрет, и его наградят, но, поскольку его уже не будет в живых, вместо него наградят его верного коня. Мне кажется, ему дадут медаль Victoria Cross и еще другую, забыл название. Вот так она и кончается, эта история.

Как раз в этот миг раздался еще один выстрел (ну сколько можно!), и пуля, пролетев в шестнадцати сантиметрах от подбородка Селмера, вонзилась в ствол дерева, каковое дерево, вздрогнув от удара, сбросило плод, каковой плод никому не упал на голову, потому что в данном контексте это была бы уже чистой воды хохма. Селмер рванулся вперед.