Гринвичский меридиан

Не успел Бак закончить свою критическую ремарку, как Армстронг Джонс бросился на него, развернул на сто восемьдесят градусов, выкрутил руку, едва не сломав ее, и стиснул так, что тот и шевельнуться не мог, тем более что к его горлу было приставлено длинное тонкое лезвие ножа, непонятно откуда взявшегося. Рассел по звукам восстановил сцену и почтительно присвистнул сквозь зубы. Пока Бак, скрючившись в железных руках альбиноса, умолял офицеров скомандовать отбой, Армстронг Джонс усиливал хватку, по-прежнему беззвучно бормоча что-то себе под нос и обводя пустыми глазами стены из волнистого железа. Гутман с минуту смотрел на эту сцепленную парочку, потом взглядом спросил совета у Рафа. Тот кивнул. Толстяк повернулся к офицерам.

— Ладно, он нам подходит.

И сказал Армстронгу Джонсу:

— Прекрасно. Теперь можете его отпустить.

Армстронг Джонс бросил на него испуганный взгляд, обхватил Бака еще крепче и слегка нажал на лезвие, касавшееся его дрожащего кадыка. Бак в ужасе завизжал, как поросенок под ножом мясника. Один из офицеров выкрикнул какое-то канакское слово, видимо, аналог приказа, и альбинос так же мгновенно освободил скрученное тело Бака, вернулся на прежнее место и снова впал в прострацию аутиста.

— Он понимает только нас, — объяснили офицеры; они торжествовали, хотя и были слегка смущены. — Похоже, он знает ваш язык, но слушается только приказов на канакском. Хотя не говорит ни на том, ни на другом. Вообще никогда не говорит. Одно слово — дикарь.

— Да, — согласился Гутман, — у него вид дикаря. Можно посмотреть его в деле?

Они вышли из барака. Офицеры собрали людей, и Армстронг Джонс вновь продемонстрировал свои агрессивные ухватки, с полнейшим бесстрастием и так же успешно одержав верх над всеми без исключения противниками. Большинство солдат вступали в эту игру с веселым смирением, видимо, заранее зная результат встречи. Сознание собственного бессилия перед этим немым борцом заставляло их, из фатализма или ради экономии сил, покорно давать ему выкручивать себе руки и ноги, а затем быстренько признавать себя побежденными. Но офицеры желали показать честный бой: они выставили против Армстронга Джонса группу из троих отборных наемников, самых мускулистых и самых неподатливых. Альбинос одержал победу с той же легкостью, что и в предыдущих раундах, как будто явная пустота его рассудка окупалась способностью сконцентрироваться лишь для одного — молниеносного техничного боя. По окончании рукопашных схваток зрителям продемонстрировали умение Армстронга Джонса обращаться с различными типами оружия; оно не уступало тому, что они уже видели.

Гутман восхитился, подтвердил свое согласие и обещал офицерам за Армстронга Джонса все что они пожелают. Затем он приказал подготовить его к скорейшей отправке на остров. Офицеры не скрывали удовлетворения, более того — похоже, они очень радовались возможности избавиться от Армстронга Джонса: каким бы прекрасным бойцом он ни был, у него наверняка возникали проблемы в общении с другими наемниками, которые, не обладая его виртуозными навыками драки, все-таки отличались более нормальным психическим развитием. Кроме того, обещание скорой доставки пулеметов, видимо, мгновенно облетело весь лагерь, ибо, когда «плимут» тронулся в обратный путь, три десятка собравшихся проводили его счастливыми улыбками и громкими аплодисментами. Сотрясаясь всем корпусом, «плимут» полз по ухабистой тропе, а его седоки профессиональным тоном обсуждали подвиги психованного наемника.

25

Солнце уже близилось к зениту, осыпая остров первыми своими жгучими стрелами и возвещая его сумчатым обитателям, что им самое время нырнуть в гущу древесной листвы и дремать там до вечера. Поля долго будить не пришлось, так как Джозеф, едва поднявшись, всегда развивал бурную деятельность. Тристано спал поодаль, в углу комнаты, устроив себе там нечто вроде алькова, и Поль отметил, что Джозеф уважал его покой, стараясь не превышать определенный уровень шума и особенно осторожно двигаясь рядом с его закутком.

Джозеф вскипятил воду. Поль приготовил кофе и вышел из здания, оторвав по пути пару бананов с попавшейся под руку грозди. Жара становилась уже почти невыносимой. Поль чуточку хромал — в общем-то, для блезира, потому что нога уже почти не болела. Он сел наземь, прислонясь спиной к стволу дерева, и принялся медленно поедать бананы, машинально макая их в кофе. Потом посидел еще немного, разглядывая окрестности; они ему понравились. Солнце на крутом подъеме насквозь пронизало листья и прямой наводкой выпалило ему в макушку. Поль передвинулся в тень. Глаза у него слипались. Он задремал.

Когда он вынырнул из сонного забытья, его взгляд упал на открытую дверь первого этажа, в черном проеме которой смутно виднелись силуэт маленькой пальмы и первый марш недостроенной лестницы. Из двери вышел Джозеф — без сомнения, только что разбудив Кейна, он начал взбираться по лестнице на второй этаж. Затем в дверях появился и сам Кейн, с полузакрытыми и, конечно, тоже сонными глазами.