Гринвичский меридиан

Почему-то он все время подозревал меня в желании льстить ему. Я побожилась, хотя не видела в этом необходимости. Но Пол продолжал допытываться:

— Почему?

— Ой, Пол! Я не знаю — почему. Просто я так чувствую. Разве можно объяснить, почему я сразу почувствовала, что ты — хороший человек?

— Нельзя, — без ложной скромности согласился Пол и успокоился.

До центра, где жили мои родители, мы добирались на трамвае, состоявшем из двух сцепленных вагонов. Я затащила Пола во второй, надеясь, что в нем окажется мало народа и можно будет украдкой целоваться. Это желание не покидало меня ни на минуту, оно стало просто навязчивой идеей.

Но стоило нам сесть, как Пол тут же отвлекся, потому что в середине вагона, занимая сразу два сиденья, сидел мужичок забулдыжного вида и играл на гармошке. Перед ним лежала засаленная клетчатая кепка, пока совершенно пустая. Пол повернулся к нему, облокотившись о спинку сиденья и выставив в проход свои роскошные туфли.

— Тебе кто-нибудь наступит на ногу, — предупредила я, но он только поморщился: не мешай!

Я слушала гармониста, не спуская глаз с Пола. Его рот слегка приоткрылся, будто он вдыхал эту незнакомую для себя песню про одинокую рябину, а взгляд засветился совсем русской тоской. Песни сменяли одна другую, и я знала каждую, а он все слышал впервые. Польщенный таким неподдельным вниманием иностранца, — а увидев Пола, каждый сразу же угадывал его происхождение, — гармонист старался вовсю, и музыка лилась, как положено, с вольной широтой и пронзительным надрывом.

— Нам пора выходить, — тронула я Пола за плечо, и он, очнувшись, полез за бумажником.

— Только рубли, Пол, рубли!

Однако он вытащил бумажку в десять фунтов стерлингов и я едва удержалась, чтобы не выхватить купюру из кепки, где она оказалась единственной. Подав мне руку, Пол вдруг стиснул ее, что я задохнулась от боли.

— Что с вами?! — закричал он, когда трамвай тронулся. — Никто не слушал! Вы — русские. Это ваша музыка. Почему слушал только я? Где ваша душа? Ее больше нет? Он ведь играл за-ме-ча-тель-но!

— Не произноси длинные слова, ты путаешься, — пробормотала я, подавленная его внезапным гневом. — Он играл обычно. Просто тебе это в диковинку. У нас многие так умеют. Особенно в деревнях.

Так же быстро успокоившись, Пол сказал:

— Я хочу увидеть деревню.

— Пол, там все пьют с утра до вечера.

— А это?

Он изобразил игру на гармошке.

— Ну, одно другому не мешает.

— Поедем? — Пол вдруг помрачнел, словно вспомнил о чем-то неприятном. — Не сейчас. Я не могу. Потом…

— В каникулы?

— Да, в каникулы, — он посмотрел на меня с благодарностью. Потом опомнился и взглянул на часы: — О! Мы совсем опаздываем!

Но я удержала его:

— Не страшно, у нас всегда все опаздывают. Не надо так быстро, тебе же больно.

— Нет. Почти нет.

— Обопрись о мое плечо, как тогда.

Пол беспомощно огляделся:

— Люди. Это стыдно. Такой большой мужчина и такая девочка. Я сам дойду.

— Не обращай ни на кого внимания, тебе ведь так будет легче. Пусть думают, Что ты меня обнимаешь… И вообще, представь, что здесь никого нет. Ты и я. Хватайся за мое плечо, Пол.

— Ты — не… обыкновенная.

— Пойдем же.

Он обнял меня, и нам обоим стало легче.

Глава 7

С тех пор, как Пол возник в моей жизни, мы оба словно научились перемещаться в параллельных мирах. Там, в лесу, был перевернутый мир. Там люди не сажали, а уничтожали деревья, и поливали кровью траву. А защитники природы прикрывались здравым смыслом. Другой мир поселился в моей квартире, превратив ее в одно огромное любовное ложе. Наверное, сегодня мы вообще не встали бы с постели, если б отец заранее растормошил нас своим приглашением к обеду.

И вот теперь мы попали в третий мир. Я даже не сразу поняла, что творится в квартире моих родителей. Дверь оказалась приоткрыта, и возбужденные возгласы вырывались на лестничную площадку.

— Что-то случилось? — насторожился Пол и, удержав меня, первым шагнул в квартиру.

Тут же в него кто-то воткнулся, едва не сбив с ног. Выскочив из-за его плеча, я увидела свою маму. Она была не похожа на себя — взъерошенная и сердитая.

— А Пол, здравствуйте, — сказала мама таким тоном, будто они были знакомы лет двадцать, а ведь она его в глаза не видела. Ей всегда на зависть легко давалось общение с людьми.

— Мама, что происходит?

— Вы как раз вовремя, — резко ответила она. — У нас тут семейный скандал.

— Скандал?! — проорал отец откуда-то из комнаты. — Ты называешь это просто скандалом?

Мама сморщила острый носик:

— Не вопи так! Томка, ты закрыла дверь?

Пол даже не понял, к кому обращаются, и посмотрел на меня с удивлением. Пришлось быстренько объяснить ему, что Томка — тоже я. Но это удивление уже сменилось новым. В коридор, где мы продолжали топтаться, выскочил мой отец. Пол так и разинул рот, увидев его в трусах и расстегнутой рубашке, которую отец, видимо, надевал к нашему приходу в тот момент, когда разгорелась ссора.

— Смотри! — завопил он и сунул мне большую открытку в форме сердца. — Это я нашел в шкафу.

— Безвкусно сделана, — неопределенно отозвалась я, не понимая, к чему все это.

Он весь сморщился от гадливости:

— Да ты прочитай!