Гримасы улицы

— Зачем так? Я буду заходить к вам, проведывать, — шептала Наташа. — Страшно как–то мне, стыдно.

Простая, чуткая душа была чиста, и красивый мир роскоши казался ей чуждым, ненужным, и душил своим тяжелым предчувствием. Тоскливо глядевшие пыльные стены строго хмурились и как будто собираясь сказать «продажная», упорно молчали. Вечером, когда она вошла в коридор, больные женщины обступили ее и с любопытством выпытывали:

— Ты, Наташа, сказывают, за старика замуж пойти думаешь?

Наташа недовольно глядела на них и, закрывая глаза, точно отрываясь от мысли, отмахивалась рукой и шептала:

— В прислуги берут, полы мыть буду.

— Будя тебе, нешто хрыч старый задаром подарки возит! Неспроста. Только, вишь, ты глупенькая еще, ну и проведут.

Кто–то успокаивал ее и отгонял разговорившихся. Но Наташа больше не отвечала им. В голову ее закрались мысли о Сашке, который только один умел делиться горем и которого она понимала. Сегодня она не спала всю ночь. Пристально всматриваясь в темные стекла окон, ждала рассвета. Последняя ночь в больнице казалась ей самой томительной и большой. Больные всю ночь, как бы сговорившись, разговаривали во сне, вскакивали и кого–то ругали. Иные из них с пронзительным криком, нарушая тишину, подолгу бились в припадке.

Было еще темно, когда невдалеке протяжно завыл фабричный гудок. Наташа приподняла голову, которая от усталости тянулась к подушке. Струя новой мысли живо мелькнула в голове: «где я буду сегодня». Серое, мутное небо уже виднелось сквозь большое окно, улыбалось рассветом. Она еще с минуту глядела в далекую облачную высь, пока глаза не сомкнул могучий сон наступавшего утра. И, может быть, долго проспала бы она, если бы ее не разбудил доктор.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, подсчитывая пульс, который за последнее время он так часто проверял, стараясь сжать в ладони ее небольшую ручку.

— Я… я ничего, я здорова, доктор, и, если можно, выпишите меня.

— Вы нашли место, куда уйти от нас?

— На работу к Еремей Власы чу, — нерешительно отвечала Наташа.

Доктор с изумлением посмотрел ей в глаза и о чем–то задумался.

— А я думал вас у себя в больнице устроить, но… — заговорил доктор и как–то круто оборвал разговор. Помолчав, тихо сказал Наташе:

— Хорошо, выпишу.

Наташа, как очарованная, смотрела ему в глаза, ставшие туманными, неспокойными.

— Доктор, разрешите перед уходом зайти к вам. Я должна получить бумажку, без которой могут не взять меня.

— Хорошо, я вас приму в одиннадцать.

Наташа, проводив его, наскоро оделась и стыдливо вышла в коридор узнать время. В одиннадцать, набросив на себя халат, она задумчиво шла по коридору, часто оглядываясь. За шесть долгих больничных месяцев примелькались лица больных и опротивели. Подойдя к двери, привалилась к стенке, долго смотрела в высокую дверь, прислушивалась к долетавшему оттуда разговору. В голове мелькали неясные думы о Петрушковых и вставал грузный образ будущего хозяина с пушистыми бакенбардами. На сердце стало тяжело и неспокойно. Она, как бы избегая призраков, отвернулась к стене, погружаясь в нахлынувшее раздумье.

— Вы ко мне, — взяв ее за руку, тихо сказал доктор и направился с ней в кабинет.

Наташа, стыдливо оглядываясь, прикрывала новый наряд в халате.

— Я пришла поблагодарить вас.

— За что? — растерявшись, заговорил доктор, крепко сжав ее руки. — Присаживайтесь. Я только закрою дверь, да и раздевайтесь.

Наташа, не противясь, сбросила халат и предстала бледная, как перед казнью.

— Я хотел, чтобы вы у меня в больнице остались, — заговорил доктор, подходя к ней.

— Нельзя, я дала слово, я уже не могу. Я пришла благодарить вас, — повторила Наташа.

Доктор, взяв халат, смерил ее с ног до головы торопливым взглядом.

— Удивительно вы сегодня хороши, — заговорил он, кладя руку на ее плечо.

Наташа вздрогнула и отступила назад.

— Отчего вы так неприветливы ко мне, — спросил доктор. — Разве вы не замечаете, что я люблю вас. — При этих словах он тихо приблизил ее к себе и протяжно поцеловал ее в шею.

Наташа стыдливо вспыхнула и какой–то гнев засветился в голубом море тоскливых глаз. Доктор упорно всмотрелся в них, но раздавшийся стук в дверь заставил его отступить в сторону.

— Кто там?

— Это я, изволил-с за Наташей приехать.

— Кто вы? — переспросил доктор.

— Еремей Власыч Петрушков. Откройте-с, кучер ждет.

Наташа покачнулась, как подрубленный стебелек и, открыв широко глаза, бросилась к халату.

— Я не пущу вас, я хочу, чтобы вы у меня остались. Поняли?

— Нет, нет. Я не могу. Это он, мой хозяин.

И она, оттолкнув его, распахнула двери.

— Извольте-с вас отблагодарить, господин доктор, — подавая золотую пятерку, заговорил Власыч.

— Спасибо, я не беру, — оборвал доктор.

— Документик нужно-с, не откажите-с написать.

— Хорошо, в канцелярии вам выдадут, а я подпишу.

Петрушков взял Наташу под руку и они, не оглядываясь, тихо пошли к выходу.

Глава VII

В глухую ночь

Прошли холодные месяцы. Давно уже весна залила весь мир своим теплом. Уличная детвора уже шлепала грязными босыми ногами по мостовой, по вечерам месила жидковатую глину на побуревших бульварах.