Григорий Шелихов

«Панглосс, — таким философическим рассуждением начиналось одно из писем Радищева, — говорил, что мы живем в лучшем из возможных миров. Это потому, что этот простак философ отделался от виселицы ссылкой на галеры. Я размышлял о превратностях мира сего… Бодрость, терпение!»

Размышляя о собственной участи и будущей судьбе, Александр Николаевич Радищев при отвращении ко всему тому, что под внешним блеском проступало как насилие и жестокость, сохранил доброжелательное отношение к людям и делам, наполнявшим их жизнь.

В последующих своих письмах он не раз возвращался к запомнившейся ему могучей фигуре купца-морехода.

«Я завязал здесь знакомство с неким Шелиховым… он каждую весну ездит в Охотск встречать свои корабли, возвращающиеся из Америки.

…в компании с полковником Бентамом он построил и вооружил корабль для торговли с Америкой, но (корабль) сел на мель, и Шелихов принял на свое содержание капитана-англичанина…»

Зная об интересе Воронцова к начинанию Шелихова, полезному и значительному для России, Радищев стремился вселить сиятельному адресату мысль о необходимости поддержать морехода и тем дать соответственное направление его колонизационным замыслам, к которым Радищев относился с предубеждением и осторожностью.

«…и то, что имеет спрос в Китае, добывается на Алеутских островах и других… Вы не ошибетесь, ибо этот царек Шелихов не зря просил солдат. Мне говорили, и это вполне правдоподобно, что полковник Бентам давал ему 100 человек из своего батальона для завершения завоевания… хищнической торговли, которая в зародыше заглушает в человеческом сердце сострадание».

Горячая и глубокая душа Радищева жаждала подвига более трудного и значительного, чем открытие доселе неведомой части Америки. В памяти великого революционера Шелихов сохранился как носитель смелой мысли об открытии более важного для России Северного морского пути.

В то время подвиг Дежнева, похороненный в сундуках якутского и тобольского приказов, был мало кому известен, ничего не знал о нем и Радищев. Замыслы Шелихова представлялись Радищеву первым почином на этом пути и восхищали уверенностью в силе русских людей осуществить грандиозное предприятие.

«…Ему, — имея в виду Шелихова, писал Воронцову изгнанник, — привиделись еще потомки сподвижников Ермака, чтобы искать и открыть проход через почитаемые непроходимыми льды Северного океана и тем непосредственно связать Сибирь с Европой… Легкая (через Карское море — Вайгач), короткая и прямая дорога в эти края… Я вызвался бы охотником найти этот проход, несмотря на все опасности, связанные с такого рода предприятием…

Ваш сердцем и душой А. Радищев»

Радищеву не суждено было принять участие в этом предприятии. Он выехал в конечный пункт ссылки — в затерянный на хмурых бесплодных сопках Илимский острожец, и связь с Шелиховым порвалась. Несомненное влияние, которое приобрел и оказывал на морехода непреклонный дух революционера-борца, уже не могло иметь должной силы и действенного значения.

Рассказывая жене о посещении Александра Николаевича, Шелихов сконфуженно жаловался:

— И надо было, чтобы на этот момент подвернулся мне под руку охломон какой-то с кучей гнилой пушнины!.. Хватил я его по загривку и осрамился перед господином Радищевым… Он подумает, что я и диких таким манером уму-разуму учу, — беспокоился Шелихов о своей репутации просветителя алеутов, простодушно полагая, что рукоприкладство в применении к «российским людям» законно и непредосудительно. — Беспременно, как соберусь опять в Петербург, забегу к нему в Илимск, — проговорил Григорий Иванович, думая, что этим самым он загладит свою вину.

— В Илимск? — переспросила Наталья Алексеевна. — Тысячу верст в сторону от тракта — такой-то крюк?!

— Ну что ж, пусть крюк! — сказал Шелихов. — Может, облегчение жизни какое ни на есть доведется сделать и услужить — письмо али посылку сродникам отвезти…

Из встреч с Шелиховым на складах компании и у себя в горенке, под храп беспробудно пьяных фельдъегерей, Радищев выведал все подробности как торга с Китаем, так и странствований морехода в океане. Однако от соблазна побывать в доме Шелихова, несмотря на горячие просьбы морехода и Резанова «осчастливить посещением», Радищев уклонился, ссылаясь на предостережение губернатора Пиля.

— Что ты носишься с ним, обнаковенный человек и одна заслуга на нем — гонимый! — сердито прервала однажды Наталья Алексеевна сетования мужа на то, что никак не может залучить господина Радищева в дом, чтобы удивить его вывезенными из-за океана редкостями и поговорить по душам. Шелихов знал Илимск и живущих в нем людей, к которым предстояло ехать Радищеву, и тешился мыслью подсказать изгнаннику возможность — только захотел бы — выбраться на волю, в Новый Свет. «Я его правителем рядом с Барановым поставил бы. А за такими плечами устояла бы земля моя, — думал он, строя фантастические и несбыточные планы. — Я, ежели бы со мной такое, сбежал бы, видит бог, сбежал бы!..»