Шелихов хорошо знал этот народ. С ними еще до Кыхтака он провел несколько плаваний в береговых «скорлупках» на Камчатку и Курильские острова. Не было людей надежнее храпов перед лицом опасностей и лишений. Зная, что в Охотске в разгаре лета и за деньги свободных рабочих рук не найдешь — мало ли какие в короткое северное лето возникают среди оседлых жителей заботы: рыбная ловля, сенокос, починка изб, в чем без храпов никак не обойдешься, — Шелихов сразу же, как только заявился в Охотск, закабалил человек пятьдесят этаких охотников до морского дела.
— Слушай меня, — обратился он к ним. — На сторону не глядеть, с берега не отлучаться, зато есть ли работа, нет ли работы — до отплытия «Святителей» все равно полтина в день на нос, пятку десятников — по рублю, старосте — два рубля! Идет? — повел глазами Григорий Иванович по лицам собравшихся.
— А безносым как? — ввернул кто-то из толпы.
— Надо бы гривенник скинуть, да уж ладно, — отшутился Шелихов, — приравняем! Но глядите, мужики, чисто работать, за кражу али подмочку остатки носов сверну… Караван вот-вот быть должен.
Погрузка вырванных у Коха припасов прошла с редкой удачей. Шелихов это приписывал своей напрактикованной руке и сожалел, что нет Деларова: ему бы здесь следовало поучиться, как надо браться за работу. Не затонуло ни куска металла, ни мелкой бисеринки или бусинки: мешки с мукой и бочонки с порохом были переправлены через бар и выстроились на палубу без затечин — небывало! Погрузка купеческого корабля испокон веку была в Охотском порту предметом хитроумнейших ухищрений охотской «рвани». За нищенскую оплату трудной и опасной работы она вознаграждала себя подчас чуть ли не открытым пиратством. Но в этот раз на баре в устье Охоты, в каменных челюстях тверди, которые замыкали выход на просторы океана, храпы при малейшей опасности, не ожидая понуканий хозяина, прыгали на камни без оглядки и, рискуя жизнью, глотая воду, на руках и плечах протаскивали тяжелые баркасы и шняки через буруны, кипевшие над подводными камнями.
Необычного поведения храпов на погрузке корабля мореход и в этот раз не заметил, не задумался над причинами, отдавшими ему в руки этих людей. Быстроту и четкость погрузки Шелихов приписывал хорошей оплате и своему опыту, хозяйскому глазу.
Случай и удача принесли Шелихову богатство и начали кружить ему голову. Войдя в общество людей, видевших дорогу к жизни только в скупом и скучном накоплении — «копейка рубль бережет», — Григорий Шелихов проникся к ним презрением. С дворянством не сошелся — случая не представилось, да и своим достоинством поступаться не умел. Так и дошел в одиночестве до того, что мысленно все чаще стал сравнивать себя с одиноким несокрушимым морскими бурями кедром — таким, как тот, который мореход видел однажды на пустынном американском берегу.
Вершина этого кедра стала забывать, чем она обязана корням и побегам подножия, сдерживающим под кедром почву.
В конце восемнадцатого века среди сибирских простых людей в дикой глуши далекого востока России народная молва охотно подхватила и высоко подняла имя отважного морехода и землепроходца Григория Ивановича Шелихова. В открытой им никому неведомой и вольной стране одни надеялись найти приют и выход из беспросветной нищеты и унижения — «там вздохнем, без пачпорта и подушных жить будем», другие же в удаче Шелихова и его первых сподвижников видели осуществление собственных затаенных мечтаний и возможностей — «и нас господь крепостью, мужностью и разумом не обидел, найдем и мы себе долю». Много людей из низов искали случая примкнуть к делу Шелихова, чтобы своим самоотверженным трудом и отвагой подкрепить сотню шелиховских удальцов, пробравшихся в Америку. Эти люди мечтали обстроить, запахать и отстоять для России новые американские владения.
Храпы и хозяин поначалу были довольны друг другом. Шелихов ежевечерне расплачивался с ними, выдавая по полтине за день, хотя в иные дни люди и не работали, а вылеживали на песке под скупым солнцем и еще чаще под опрокидываемыми при дожде баркасами. Храпы стоически отклоняли самые выгодные предложения охотских жителей — «до спаса поработаешь, зиму в тепле продержу и кормить буду» — и еще более заманчивые посулы вербовщиков Биллингса, который подбирал команды на суда снаряжаемой на Алеутские острова экспедиции.
— Мы в поход готовы, хоть на край света, но не под мундирным мореходом, — отвечали храпы к вящему удовольствию Шелихова и после вечерней получки гурьбой валили в кабак Растопырихи послушать «соловья».
Такое прозвище получил бывалый мореплаватель Прохор Захарович Пьяных.