Такое же приказание получил, по-видимому, и Феофан. А для того, чтобы ему сподручнее было царскую волю исполнить, в ноябре 1910 года епископ был назначен на симферопольскую кафедру. Вопреки тому, что в массовой литературе иногда встречаются утверждения, будто бы «в ноябре 1910 года Феофана уберут из Петербурга в Астрахань, в губительный для него климат», перевод царского духовника в Астрахань состоялся лишь полтора года спустя, в июне 1912 года. Да и следует учесть, каким был тот 1912 год в истории взаимоотношений Распутина и Царской Семьи, чтобы понять душевное состояние Царицы, решившей удалить от себя Феофана. Речь об этом пойдет в свой черед, а пока что отметим, что, находясь к Крыму, где много времени проводила Царская Семья, епископ Феофан оставался к ней близок и позднее в своих устных воспоминаниях не считал перевод в Крым понижением.
«А что касается перевода Архиепископа в 1910 году из Петербурга в Крым, на Симферопольскую кафедру, то это была, как говорил Архиепископ, прежде всего личная забота Царского Семейства о его слабом здоровье, подорванном постами: климат северной столицы, с ее дождями и туманами явно не подходил Владыке. Для восстановления его здоровья лучшего места, чем солнечный Крым, не было. Перевод Преосвященного на Симферопольскую кафедру был сделан потому, что Августейшее Семейство проводило здесь полгода, и Они лично могли следить за его здоровьем. Ошибается тот, кто утверждает, что короткий крымский период его жизни был началом "удаления" Преосвященного от Царской Фамилии. Нет, это далеко не так, потому что сам Архиепископ говорил, что кратковременное его пребывание в Крыму было наивысшим выражением непосредственной близости к Августейшему Семейству. Так, например, он рассказывал, как Царские Дети приносили ему собранную ими лесную ягоду и как маленький Наследник Цесаревич передавал ее и как при этом его ручки дрожали. Он говорил о том, что из царских виноградников получал плоды на специальный курс лечения виноградом. Царская Семья предоставляла в его распоряжение свой автомобиль – в ту пору автомобили были редкостью – чтобы он мог побывать в горах, полюбоваться красотами природы Божией и подышать чистым, упоительным горным воздухом…» – писал схимонах Епифаний в своей книге «Жизнь святителя Феофана».
Через полтора года такой жизни именно Распутин все же станет причиной перевода епископа из Крыма в Астрахань, что губительно скажется на здоровье Феофана. Однако не то чтобы злобы или ненависти, но даже осуждения в воспоминаниях Феофана о Распутине нет. Есть иное – сожаление.
«Редко говорил Владыка Феофан о Распутине, – вспоминал Епифаний, – а если иногда и говорил, то никогда не называл его этим именем. А лишь по имени отчеству или "старец Григорий". И это можно понять только при свете Евангельском, при свете аскетических наставлений Святых Отцев. Они строго воспрещают кого-либо осуждать, даже и самого отъявленного грешника. Право осуждения принадлежит только одному Господу Богу. И всякое осуждение человека человеком всегда обращается в падение самого осуждающего. Не напрасно же сказано Христом Спасителем: "Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Мф. 7, 1-2). И можно догадаться, что Владыка Феофан, специально ездивший в Сибирь, на родину Григория Ефимовича для полного ознакомления с его прошлым, собрал там те сведения, которые и не позволяли Владыке в дальнейшем называть Распутина иначе как "старцем". Хотя петербургский период его жизни и был под знаком падения, но под знаком "падения старца". А такое падение, – как говорил Архиепископ, – могло иметь огромные последствия».
Это и есть ключевое место во всем сюжете одной человеческой жизни, о которой столько написано книг. И по-настоящему знал и понимал Распутина лишь один человек – Феофан, который и нашел для него самые глубокие и точные слова: «Он не был ни лицемером, ни негодяем. Он был истинным человеком Божиим, явившимся из простого народа. Но под влиянием высшего общества, которое не могло понять этого простого человека, произошла ужасная духовная катастрофа и он пал. А среда, которая этого добилась, смотрела на все крайне легкомысленно. Для нее все это было "шуткой". Но в духовном отношении такое падение может привести к очень большим последствиям…»
Нет злобы по отношению к Распутину и у митрополита Вениамина.
«И будь он в силе, находись он под хорошим руководством опытного духовника, так в молитвах и покаянии он достиг бы не только спасения, а возможно и особых Божьих даров. Но он подвизался без руководства, самостоятельно и преждевременно вошел в мир руководить другими. А тут еще он попал в такое общество, где не очень любили подлинную святость, где грех господствовал широко, глубоко. Ко всему этому невероятная слава могла увлечь и подлинно святого человека. И соблазны прельстили Григория Ефимовича: грех оказался силен.
Впоследствии, когда государю стали известны соблазнительные факты его жизни, он будто бы ответил: