Григорий Котовский. Загадка жизни и смерти

– Я каждый день всю свою жизнь занимался гимнастикой, и это мне пригодилось. А в будущей войне нам нужно быть особенно сильными. Занимайтесь физкультурой, – говорил Котовский.

Во всех казармах корпуса были оборудованы просторные гимнастические залы. А однажды, по указанию комкора, в казармы было доставлено большое количество сорокаведерных бочек и кадушек, которые предназначались для купания бойцов в холодной воде в осеннее и зимнее время. Котовский считал, что если такую процедуру заканчивать бегом, она укрепит организм человека.

– Пусть даже один заболеет, но зато десятки и сотни станут выносливыми и закаленными, – говорил Котовский.

С первых весенних дней он начинал купаться в реке. Сохранились снимки: Котовский купается в Буге во время ледохода. Он влез на льдину и делает на ней, как на ковре, гимнастику. Вместе с ним купаются командиры и бойцы.

Огромное внимание уделял комкор развитию конного спорта. Он хотел, чтобы каждый гарнизон имел свой ипподром. Между частями часто устраивались конные соревнования».

Подозреваю, что не всем бойцам нравилось увлечение комкора физкультурой, когда, помимо маршей и ученей, их еще, помимо утренней зарядки, заставляли в свободные часы поднимать тяжести, бегать или делать гимнастические упражнения. Но деваться было некуда.

Котовский также требовал, чтобы каждый полк в корпусе имел свой оркестр. По старой памяти, Григорий Иванович сам учил красноармейцев играть на корнете, трубе и валторне.

Произошли важные события и в личной жизни Григория Ивановича. В ночь с 5 на 6 февраля 1923 года, в 1 час 30 минут у Котовского родился сын Григорий, в будущем ставший известным историком-индологом. Ольга Петровна вспоминала в письме Шмерлингу 2 мая 1936 года: «Григорий Иванов. был в это время в Москве. Штаб дал телеграмму в Штаб округа в Харьков для Григ. И в., но он уже выехал в Москву и Харьков направил телеграмму в Москву. Он выехал в Умань, но сообщение было из-за заносов прервано на несколько дней и он сидел в Киеве и первой дрезиной приехал. Он мне говорил, что и в Москве и в Киеве все знакомые уже знали и поздравляли с сыном и требовали «вспрыснуть» событие. Он был смущен. Он стремился скорее увидеть и ощутить это новое чувство.

Он, как говорил мне, не мог определить первые моменты своего ощущения, но чувствовал какой-то перелом, какие-то новые обязанности. При поздравлениях чувствовал неловкость. По приезде долго рассматривал ребенка, а потом сказал «он – мой, а не твой» т. е. что он будет его копией. На вопрос какое имя я дала, я ему в шутку ответила, что – разделение труда – я родила, а он пусть дает имя. Я даже не ожидала, как это на него подействовало. Он задумался, отходил, опять подходил, смотрел, пощупал кожу – «Если какому бандиту удастся прикончить меня, пусть не радуются, будет второй Григорий Котовский, – ты его сумеешь воспитать».

Так стал у нас Гришута маленький и Гриша большой.

У Гришуты была блестящая память и к 2-м годам он знал азбуку, книжечки читал наизусть, когда папа показал раз ему локомобиль и названия всех частей и для чего они, то на другой день Гришута сам рассказывал все верно, – папа был горд и считал что это феноменальный мальчик и прочил его в инженеры».

Кроме родных детей (дочь Елена родилась уже после его смерти), у Котовских был приемный сын Митя. О его появлении Ольга Петровна в письме Шмерлингу рассказывала так: «Как попал Митя? В 1923 г. Митя был курьером в Красной гостинице в Харькове. Григ. Иван. всегда останавливался в этой гостинице, и Митя выполнял его поручения. Григ. И в. обратил внимание на ровного, точного в исполнении, всегда с книжкой под мышкой мальчика. В один из своих приездов он спросил Митю, откуда он, почему не учится и быстро решил судьбу. Через 3 часа едем в Умань, у тебя будет мать (моя жена), она позаботится о тебе и из тебя выйдет человек. Митя в тот же день выехал в Умань с Верховским, а Григ. И в. задержался. По приезде в Умань он вспомнил о Мите, кот. находился у Верховского и страдал от того что был на положении нежелательного приживальщика. Григ. И в. сразу догадался что Митя морально страдает, и сейчас же привел его домой. Лето он прожил у нас, поправился и к 1/IX устроили его на рабфак в Софиевке, там он жил в общежитии, но редкий день он не был свободное время хотя разстояние было порядочное – 5–6 км, но он привязался к нам. Да и питание там было плохое, Лиза сердобольная бывало еще ему на завтрак в карманы насует и сала и хлеба. Он считался членом нашей семьи.

Когда получалось жалованье, то Григ. И в. выдавал им карманные деньги – Мите, Кальке и ординарцу. Мы получали тогда 190 руб. и он выдавал им по 10 руб.».