Грифоны охраняют лиру

То ли магнетическое действие его голоса было столь непобедимым, то ли какая-то предварительная подготовка была проведена с присяжными, либо просто так сошлись звезды, но к невероятному потрясению всех свидетелей и участников и к будущему неслыханному скандалу вердикт присяжных (на который им потребовалось рекордно малое время) был единогласен — «виновна, но заслуживает оправдания», после чего Бобогулова была освобождена прямо в зале суда. Свита Нечаева окружила ее и увезла с собой — и тем же вечером она уже давала интервью на главном оппозиционном радио, повторяя кусками (а вероятно, зачитывая по бумажке) искрометную речь своего спасителя — и про дискриминацию, и про шовинизм. За последующие месяцы она стала одной из главных героинь прогрессистов, регулярно оказываясь то в жюри какого-нибудь конкурса, то среди почетных гостей на приеме в посольстве, то выступая с экспертным заключением по поводу открытия новой линии электрического трамвая или мирного договора с Данией. Вероятно, вполне ожиданным могло быть и сегодняшнее происшествие — но для Зайца оно совершенно явно явилось абсолютным сюрпризом.

Он был очевидно растерян и выведен из себя — из-за чего следующие несколько минут запомнились как странная, нелепая сцена: под шум рукоплещущего зала он что-то быстро говорил Ираиде, которая стояла, улыбаясь с торжествующим видом, и как-то даже немного кивала в такт его речи; потом, вспомнив, очевидно, что он до сих пор сжимает в руке коробочку с премией (вряд ли там были наличные, а скорее чек и какой-нибудь сувенир или хоть открытка), он стал совать ее Ираиде, но она, держа по сценической привычке руки по швам, отказывалась брать и даже отступила на полшага. Тогда он, бросив коробочку на сцену, потянулся к микрофону, который был укреплен на стойке. Очевидно, он был как-то вщелкнут в специальный кожух, так что Заяц никак не мог его оттуда вытащить, но, пока он возился, из колонок транслировалось какое-то шуршание и клацанье. Зал шумел, Ираида победительно улыбалась. Бедняга был ощутимо ниже Ираиды, так что, когда он, бросив попытки, попытался говорить прямо в микрофон, ему пришлось к нему тянуться, отчего он сразу стал похож на грызуна, норовящего добраться до свисающих плодов. «Я… не могу… принять… именем убийцы», — проговорил он свозь шум и собственные астматические пароксизмы: зал взревел, на этот раз негодующе. Ираида отступила на шаг и посмотрела на него с изумлением. «Я отказываюсь!» — выкрикнул он, и стойка с микрофоном повалилась, причем звук от соприкосновения его с полом был похож на какой-то полутреск-полувсхлип. Снова выскочил ассистент, но Заяц, придерживая полу пиджака, неуклюже спустился со сцены и бросился по проходу к выходу. Кто-то из первых рядов поставил ему подножку, из-за чего он споткнулся и почти было упал, но как-то выправил равновесие. Никодим вскочил со своего места и стал быстро, извиняясь излишним шепотом, пробираться между кресел вслед за ним. «По-зор, по-зор», — скандировали собравшиеся. Ираида стояла, скрестив руки на груди, и улыбалась.

Часть вторая. Пейзаж с лабрадором

 Сбираюсь в маскерад.
Крылов

…скучно в лесу!
в дремучем невесело!
Хармс

1