Грифоны охраняют лиру

Аудиенция была получена как-то на удивление легко: когда троица с заранее обиженным видом явилась в дубово-мраморное великолепие приемной Минобороны и попросила о встрече с Ираидой Авессаломовной, им велели немного подождать и почти мгновенно выписали пропуска и проводили внутрь; не помешало даже то, что паспорт у служителя муз оказался не только просрочен, но и замызган до последнего неприличия. Впрочем, и Степанов-Зарайский, и Косяченко, страшно заробев еще в приемной, практически потеряли дар членораздельной речи, оставив все переговоры исключительно в ведении своего предводителя.

Ираида встретила их приветливо, даже чересчур: сказала что-то приятное о пейзажах Косяченко (отчего та, непривычная к похвалам, залилась вдруг краской), процитировала две строчки Степанова-Зарайского, о которых он и сам за давностию лет, кажется, забыл, и особенно расхвалила критический талант Трусова, с нажимом напирая на какую-то «внутреннюю ясность взора», наличие которой в себе он до сих пор не подозревал, но тут же немедленно и ощутил. В частности, внутренний взор подсказал ему, что Ираида осталась в высшей степени неравнодушной к его маскулинным чарам, оттененным знаменитым костюмом, и что следовало бы ковать это железо по возможности оперативно; тут, впрочем, взятые с собой со стратегической целью соратники оказались уже скорее обузой, поскольку оба, растаяв, приободрились: поэт намекал, что знакомство было бы неплохо отметить, а художница рассуждала насчет мягких полутонов Ираидиной ухоженной кожи и как могли бы они неплохо смотреться, будучи запечатленными на холсте. По всему следовало, что успех нуждался в закреплении, — так что Трусов, решительно заткнув своих спутников, стал разворачивать перед внимательно слушавшей Ираидой план издания художественного ежеквартальника (конечно, богато иллюстрированного), в перспективе — ежемесячника, на базе которого хорошо было бы сделать галерею, а при ней, конечно, клуб — «а вы были бы там хозяйкой», — кончил наконец Трусов и сам отчего-то смутился.