— Мне нужны те, кто будет работать. Отбирать последнее не стану, сам собираюсь покупать и зерно и скотину. Защита людей от меня, — сказал я, не вдаваясь в подробности.
— Добро стелешь, как только спать будет. Не жестко ли? — спросил Крати.
— А то вы на перинах спите, — рассмеялся я.
— И то верно, — усмехнулся старик.
— Теперь давай по делу… — сказал я и позвал Спиридона.
У дьячка, ставшего уже пресвитером, было три листа пергамента. Я купил этот материал еще в Киеве. Ну не могу я без хоть каких обязательств на бумаге… на пергаменте. Вот на нем и будут записаны наши обязательства. Крати не был грамотным, но утверждал, что его сын умеет читать на русском языке.
Ничего особенного в ряде, то есть договоре, я не прописывал. Но, что главное, — земля моя и точка. Если бы с первым пунктом старик был не согласен, то не стали бы тратить дорогие чернила, как и космически дорогой пергамент. А в остальном…
— Выходит так, полусотник, что мы имеем свои наделы земли? На семью по десять десятин… знать бы еще сколько это… ну да ладно. А ты будешь иметь триста или более того десятин. Три дня в седмицу мы будем все работать у тебя на полях, остальное время, у себя, как вздумается? — подводил итог переговорам Крати.
Да, я сразу захотел создавать хозяйство по принципу фольварка, как это было сделано в иной реальности в Великом княжестве Литовском в 1557 году. Тогда потребность производить хлеб на продажу потребовала перестройки хозяйства. Я так же собираюсь продавать хлеб, как и выстраивать товарно-денежные отношения.
Прекрасно понимаю, что в таком подходе необходимо преодоление и мировоззрения, но главнее — это урожайность. Если будет плохо родить то, что мы посеем, то придется переходить, как и все остальные, на натуральный оброк.
— Как тут леса? Кормиться с них можно? — спросил я, временно меняя тему.
— Ушел зверь, но иногда какую козу или лося подстрелить можно. Хозяин-медведь есть, птица, но немного. Еще лет десять назад, так с охоты можно было хорошо кормиться, — отвечал Крати, причитая старчески про золотые времена былого.
— Мне нужно переписать всех людей, кто что умеет, кто плотничает, а кто и железом работает. Кузнец есть тут? — вновь вернулся я к предметному разговору.
Я старался раскачать старика на откровенность, используя прием резкой смены разговора и сочувствия, участия и внимания. Вот сказал Крати, что мало зверя, я посочувствовал, а когда он проникся моим сентиментализмом, я вновь озадачил старика проблемой. Получается, что подсознательно, он должен мне за сочувствие и более спокойно примет требования.
— Нет, у нас кузнеца более нет. Асан-малый только еще что-то умеет, его отец был кузнецом, но он нынче сирота, сам только льет из болотной руды, а ковать не выходит. Может, потому, что и наковальни нет да молотов, — сообщал Крати.
Кузнец был в соседнем селении и я сразу же подумал о том, чтобы переманить его себе. Но… Там Вышата. Вот как так получается, что мы с ним вечно на ножах? И нет у меня зла на полусотника, который, если бы не крал, так был бы уже и в сотниках и не занимался бы хозяйством вовсе. Может, Вышата все же прогонит своих чухонцев, а те частью осядут у меня?
— Ты еще запиши сколько серпов, топоров, какого качества, телег… Все перепиши, а я подумаю, что докупить в первую очередь. И еще… Ставить нам дома нужно срубами, избами. Две вот таких длинных, как у тебя, а еще четыре иных, на четыре горницы, — сказал я, а старик покачал головой.
Первым-наперво, как я привык подходить к хозяйствованию, или даже к подготовке своего рабочего места, нужно навести порядок, понять что есть, а чего нет, но нужно срочно приобрести. Будет инвентаризация, появится больше понимания, с чем я столкнулся.
— Почитай всех мужиков придется забирать на строительство. А у нас сбор урожая, заготовка мяса… Нет, ты прости, полусотник, но не получится, лучше нынче же убей, — сказал Крати и раскинул руками, мол, убивай.
Артист погорелого театра. Вижу, что пытается все еще сыграть сирого, да убогого. Нужно будет самому проверить по каждой позиции, чего там запишет старик.
— Лес повалить поможем, обтесать так же. Но, впредь, старик… — я придвинулся к нему ближе и, добавив злобы в голос, сказал. — Не играй со мной! Я уступаю вам и так во многом. Если вы, твой род и вся деревня, не будете мне полезны, то вас не будет здесь. Мы пришли большой дружиной, вырежем быстро.
Крати посмотрел на меня решительным взглядом, но я выдержал. После, что-то для себя поняв, он даже заулыбался.
— Ты, боярин, не серчай. Должен же я понимать, сколь можно с тебя взять. А далее жизнь покажет. Ты только крест поцелуй, да своим богом, тем, что не распятый, так же поклянись, что не погонишь нас, как урожай соберем. И будем работать, — сказал старик.
Я был не против клятвы. Обманывать людей не было в планах. Хотелось бы сделать так, чтобы всем вольготно жилось. С жирной свиньи всегда больше сала, а худую и на бульон не используешь. А еще, я должен показать свою систему хозяйствования, доказать, что она более выгодна. И для этого уже сегодня, пусть завтра, но нужно работать.