Грядущий мир. Катастрофа

— Тем лучше, тем лучше. Дайте ее скорее сюда. Ундерлип нахлобучивает старую кепку своего слуги до самых бровей, поднимает воротник пальто и идет к черной лестнице. Но дверь заперта.

— Дик! Дик!

— Есть, сэр.

— Отоприте мне дверь.

— Вы хотите выйти на улицу?

— Ну да.

Он хочет выйти на улицу. Так себе, прогуляться. Тут нет ничего особенного. Полторы недели взаперти — это не шутка. Надо сделать моцион на свежем воздухе.

Дик качает головой. Почему мистер боится Дика? Ведь Дик служит у мистера целую вечность. Мистер хочет уехать?

— Может быть, может быть, Дик… Может быть, я уеду куда-нибудь. Например, в Южные Штаты. Там еще добрые старые нравы, Дик.

— Мистер не знает разве, что и Южные Штаты, и Северные Штаты, и все штаты в руках красных? Каким образом мистер уедет?

— По железной дороге. Дик. На юге меня никто не знает. Я там пережду, пока им придет капут. Отпирайте, Дик.

— Нет, по железной дороге не уехать. Все вокзалы заняты этой бандой. У них есть своя тайная агентура, и она рыщет, ищет, вынюхивает. Они на вокзалах, на станциях, на фоторадиостанции.

— Да, да. И на фоторадиостанции. Этот котелок, спрашивавший, не знает ли он адреса генерала Драйва… Значит… Тысяча чертей, значит! Выхода нет.

Ундерлип опускает голову и идет назад, в свой кабинет. Придут! Конфискуют! Национализируют! Король хлеба будет не богаче Дика. Нет, нет, нет! Этого саквояжа он не отдаст. Ни за что!

Прижимает саквояж к своему животу:

— Ни за что!

Однако истерику в сторону. Саквояж легче уцелеет без истерики. Ухо востро. Максимум сметки, минимум нервов, и тогда увидим, кто кого пересобачит. Мы еще увидим.

Ундерлип опускается вниз, в каморку Дика. Ему очень нравится каморка его слуги. Он не имел бы ничего против того, чтобы поселиться у Дика. На время, имейте в виду, на время! И если сюда придут, он не будет в претензии, если Дик будет обращаться с ним по-свойски. Можно даже на «ты». Насчет имени? Пусть Дик называет его… Ну, как? Ну, скажем, Сэмом, своим приятелем.

У Дика готов свой план. Мистер соизволит побыть в его комнате до темноты. Вечером мистер наденет вот это пальто и кепку. На всякий случай пусть мистер нацепит красную тряпку за лацкан. Все ихние надели красные значки и бантики.

У Дика в Бруклине живет сестра, чистильщица сапог, с позволения сэра. И если сэр позволит, то Дик вечером проводит его к своей сестре, чистильщице сапог, извините. У нее мистер может жить до тех пор, пока ему будет угодно.

Мистер благосклонно позволяет. Чистильщица сапог — это весьма и очень. Никому не придет в голову. Ни национализация, ни конфискация.

Король хлеба сидит до темноты у Дика. А потом король хлеба, в потертой засаленной кепке, в рыженьком узком пальтишке Дика отправляется в Бруклин к чистильщице сапог. Король хлеба, миллиардер!

XII

Во-первых, сестра Дика носит поэтическое имя — Энжелика, хотя она похожа на печеное яблоко. Во-вторых, она сдает комнаты жильцам. И, в-третьих, у нее жил один Сэм, сухой, как вобла, а теперь живут два Сэма, причем новый Сэм напоминает бочку. Вследствие этого последнего обстоятельства миссис Энжелика называет своего старого жильца Сэмом маленьким, а нового Сэмом большим.

Сэм большой больше пыхтит или барабанит по окну, чем говорит.

Маленький Сэм много кашляет и говорлив. Сэм большой любит одиночество, а Сэм маленький ни минуточки не может оставаться один и шныряет по соседям или бегает по собраниям. Благодаря своей общительности Сэм маленький немедленно наведался к Сэму большому, как только тот поселился у Энжелики. Это немыслимое, совершенно фантастическое знакомство миллиардера с безработным произошло следующим образом.

Настоящий Сэм, Сэм маленький — впархивает без предупредительного стука в комнату Сэма большого, между нами говоря — Ундерлипа.

— С новосельем, мистер Сэм… Вас зовут Сэм, правда? Стало быть, мы тезки, приятель. — Сэм маленький протягивает руку Сэму большому.

Но Сэм большой ворчит:

— Не имею чести знать. И потом, мистер, отчего вы не постучались?

Сэм маленький пялит глаза на Сэма большого:

— А зачем стучаться? Разве вы делали фальшивые деньги? Или прохлаждались с милкой?

— Ничего подобного, мистер, но… Сэм маленький добродушно смеется:

— Ха-ха! В другой раз я буду стучаться, если вам угодно. Вы, должно быть, безработный?

— М-м! В некотором роде.

— У меня безошибочные глаза, — хвастает Сэм маленький. — Вы были лакеем в богатом доме. Верно ведь? А?

— Гм-м. Да. В богатом доме…

— И вас рассчитали?

— Д-да. Рассчитали.

Сэм маленький хлопает по плечу Сэма большого — хлебного короля!

— Ничего, дружище, не тужите. Теперь наша взяла верх. Сэм большой морщится и отстраняет от себя руку Сэма маленького.

— Я не люблю, когда меня хлопают по плечу. И вообще… м-м-м. Не мешайте мне, мистер. Я занят.

— Он занят, ха-ха! Чем вы заняты, если вы без работы? Мух считаете? Что вы за ворчун такой, тезка? Первое время, когда я лишился работы, я тоже был зол, как цепная собака. Потом привык, обтерпелся. Право, мистер, плевать на кровать.

— Почему на кровать? Разве у нас не принято плевать в плевательницу?