В кабинете мэра у входа стояла стойка, а за ней находились две скамейки и письменный стол, за которым старик равнодушно перебирал бумаги.
— Мне нужно разрешение на показ пьесы, — я нарушил молчание. — К кому я могу обратиться?
Он покачал головой.
— Ничем не могу помочь, сынок. Здесь просто никого не бывает по понедельникам.
— Сегодня вторник, — напомнил я.
— Действительно? — он снова покачал головой. — Ну, вторник — тоже плохой день для выдачи разрешений. Прости, сынок.
Он посмотрел мне в глаза и замолчал. Он просто ждал.
Я простоял так с минуту, то поворачивая ладони к себе, то опираясь ими на стойку. Я почувствовал, как напряглись мои бицепсы, и маленькие сцены насилия над этим чинушей пронеслись в моих мыслях. Мне хотелось ударить что-нибудь, избить кого-нибудь, чтобы дать выход своим бурлящим эмоциям. Но бить было некого. Это даже не доставит удовольствия — ударить старика. Через минуту я повернулся и быстро вышел, очень тихо прикрыв за собой дверь.
Мальчишки все еще стояли в вестибюле, глядя на меня круглыми глазами, когда я спускался по лестнице. Но сейчас они были совершенно безмолвны. Я подумал про себя — что-то приближается. Что-то должно произойти. Молчание было испуганным ожиданием. И когда я был почти у выхода, мальчик, стоявший ближе всех к двери, выскочил на тротуар и стал возбужденно махать кому-то рукой, чтобы тот скрылся из виду. Я услышал топот бегущих ног по тротуару и увидел быстро приближающиеся тени людей.
Я глубоко, счастливо вздохнул и поиграл мышцами плеч, разминаясь, чтобы убедиться, что рубашка не стесняет моих движений. Мне было хорошо. Я чувствовал себя в прекрасной форме. Мне захотелось смеяться. Я махнул рукой в сторону глазеющих мальчиков.
— На улицу, дети, на улицу! — резко приказал я.
Они подпрыгнули, а затем сгрудились, как перепелки, и ватагой вылетели прочь как раз в тот момент, когда первый из приближающихся людей входил в дверь. На тротуаре возникло короткое шумное замешательство.
А потом в проеме показались трое или четверо мужчин. Все они выглядели неопрятно. Вестибюль наполнился запахами пота и виски. Так рано утром? Потом я вспомнил бармена и понял, откуда взялись мальчишки и эти личности. Набор команды отморозков с сильными руками из городских низов, раздача всем подряд нескольких рюмок виски для поднятия настроения. Теперь я точно знал, что случилось с Полом Суонном. Но на этот раз им противостоял я. И мое имя не Пол Суонн.
Они хмуро и молча надвигались прямо на меня. Снаружи раздался крик Гатри, послышалась возня и грохот ударов по металлу, как будто что-то случилось с грузовиком. Я не обратил на это внимания. Я был занят. Судя по их ухмыляющимся лицам, они не сомневались, что победа достанется им легко. Я знал, что произойдет, и это произошло. Но только не то, что ожидали они.
Волна накатила на меня внезапно, и вся их компания бросилась на меня в узком вестибюле. Я нанес первый рубящий удар сбоку ладонью по предплечью первого из них и почувствовал, как под ударом сломалась кость. Кто-то ударил меня по голове, от чего в глазах потемнело и все силуэты стали размытыми, а я испытал новый прилив яростного возбуждения. После этого я помнил только, что долго бил и колотил, спотыкаясь и кряхтя в узкой комнате. Запомнились только такие мелочи, как толчок чьего-то подбородка о мой кулак и ощущение, как его голова откинулась назад. Я почувствовал, как мой ботинок тяжело топчется по чьей-то голени, и услышал хруст ломаемых мелких костей его ступни под моей ногой. Пружинистая отдача мышц грудной клетки над солнечным сплетением, когда я сильно бил кулаком. Я дрался, чтобы покалечить, как сражаются уличные бойцы. Собственный горький опыт заставил овладеть меня этими премудростями.
Казалось, это продолжалось вечно, но будто совсем недолго. Был момент, когда я понял, что стен больше нет вокруг нас, а под ногами — трава. Мы каким-то образом переместились в маленький дворик, и утреннее солнце смотрело на нас с безмятежным безразличием, пока шла драка. В пылу битвы я мельком увидел над крышами белое мраморное лицо Эндрю Рэйли, тоже безмятежно безразличное, глядящее на восток, на солнце.
Я то оказывался на земле лицом вниз среди цветов, и их лепестки, сладкие и влажные, касались моей щеки, то стоял на четвереньках и чувствовал во рту привкус крови. Я обратил внимание на трех муравьев, сбившихся в бесконечно малую кучку, их усики шевелились на головах, будто они совещались о каком-то важном деле на микроскопическом уровне, в то время как битва бушевала над ними. Затем капля крови упала с моего носа на траву, и они осторожно ощупывали ее заинтересованными усиками.