– Ну да, но посмотри, на что пришлось пойти, чтобы получить ее, – сказал Крик.
– После окончания коронации вы вряд ли надолго на ней задержитесь, – сказал Хеффер. – Нарф-вин-Гетаг переиграл всех. Нас просто перерезали по кустам. Победа в суде, одержанная Беном, это практические единственное наше достижение. Я готов побиться об заклад, что сразу после церемонии нас с вами и Беном отведут прямым ходом в лагерь для военнопленных.
– И все же вы приехали сюда, – сказал Крик.
– Надежда умирает последней, – сказал Хеффер. – И мы пока не в состоянии войны. Мы дипломаты, Гарри. Возможно, удасться найти другой выход.
– Возможно, – согласился Крик. Хеффера похлопали по плечу; он повернулся, чтобы поздороваться, а затем раскланялся с Криком и Джавной и удалился.
– Ну? – произнес Джавна, когда он ушел. – Что происходит?
– Что ты имеешь в виду? – уточнил Крик.
– Ты здесь, – сказал Джавна. – Она здесь. Я не просил тебя покидать укрытие, а ты достаточно ловок и достаточно умен, чтобы тебя не поймали. Ты что-то задумал. И я слышал, что ты здесь, потому что заключил какую-то сделку с Нарфом-вин-Гетагом.
– Это не та сделка, о которой ты подумал, – сказал Крик.
– Это хорошо, – сказал Джавна, – поскольку я не знаю, что и думать. Я только надеюсь, что по ходу дела ты каким-то образом вытащишь нас из огня. И заодно, может быть, убедишь Нарфа выбрать для управления Землей не полного тирана.
– Я знаю одного, кто им уже не станет, – сказал Крик и рассказал Джавне о судьбе Жана Шредера.
– Задушен нидом на равнине Паджми, – произнес Джавна, когда Крик договорил. – В этой смерти есть, наверное, какая-то поэтическая ирония, но я пока не понимаю, какая именно.
Заревели трубы, призывая публику занять места.
– Время страдать, – сказал Джавна.
– Послушай, Бен, – сказал Крик, придвигаясь поближе. – Во время церемонии произойдет кое-что такое, к чему я не успел тебя подготовить. Нечто из нашего общего прошлого. У меня нет времени рассказать в деталях. Ты сам все поймешь, когда увидишь. Когда это произойдет, попытайся не возненавидеть меня слишком сильно.
Джавна посмотрел на Крика.
– Гарри, – сказал Джавна. – Чтобы это ни было, если оно позволит нам выбраться отсюда живыми, я жаловаться не стану. Не беспокойся. Ты для меня как брат. Ты сам знаешь.
– Держись этой мысли, Бен, – сказал Крик. – Помни, что ты это сказал.
К Крику подошел Такк.
– Пора занять места, – сказал он.
– Обалдеть, – сказал Джавна, запрокидывая голову.
– Привет, – сказал Такк.
– Когда попадем в лагерь, у тебя будет что рассказать, Гарри, – сказал Джавна. – В чем, в чем, а в этом я уже уверен.
– О чем это он? – спросил Такк.
– Потом объясню, – сказал Крик. – Давай, пошли.
Вдвоем они пробрались через толпу к предназначенным им местам; Такк прокладывал дорогу, а Крик двигался у него в кильватере.
* * * * *
Трубы взревели. Двери Великого Зала снова распахнулись. В них появился Нарф-вин-Гетаг в мантии цветов своего клана.
Нарф-вин-Гетаг не спешил: он двигался медленно и плавно точно по центру прохода между канатами, за которыми толпились четыре тысячи вельмож и инопланетных гостей. Нарф-вин-Гетаг узнавал многих из них, ибо прослужил несколько десятилетий на дипломатическом поприще. Его взгляд отыскал Джима Хеффера и Бена Джавну; он кивнул им, проходя мимо, и улыбнулся при воспоминании о том, как он разыграл их будто по нотам. Убрав с дороги Шредера, Нарф-вин-Гетаг был волен теперь сам выбирать правителя Земли, и подумывал устроить аукцион. Обязательно найдется персонаж, который щедро заплатит за владение целой планетой, даже такой дырой, как Земля.
В первых рядах Нарф-вин-Гетаг высмотрел Хубу-ауф-Гетага с толпой ауф-Гетагов помельче с одной стороны, и Гарри Крика с Такком – с другой. Ни Хубу-ауф-Гетаг, ни Гарри Крик не выглядели особенно напуганными, хотя в последнем случае это можно было объяснить неспособностью Нарфа вин-Гетага различать оттенки эмоций на лицах людей – даже после многих лет, проведенных на Земле. В сущности, это не имело знаение. С Хубу-ауф-Гетаг и его кланом вот-вот будет покончено, а что касается Крика, Такка и Робин, то он уже позаботился о судьбе их государства. Они не умрут; они просто никогда не покинут Ниду. Нарф-вин-Гетаг не слишком сожалел о прекращении войны с Робин, поскольку собирался отдельно почтить всех троих. Особенно ее саму.
Нарф-вин-Гетаг поднялся на возвышение и, как того требовала традиция, продекламировал семнадцать строф «Ревину» – величайшей эпической поэмы Ниду. Не имело значения, какие именно семнадцать строф будут прочитаны, их просто должно было быть семнадцать – каждая символизировала один из кланов-основателей Ниду, на первом месте среди которых стоял вин-Гетаг. Засим воспоследовали Благословение Ножа, Молитва Клановым Предкам, Соление Алтаря, декламация Псалма Прощенного и, наконец, Второе Благословение Ножа, символически преображающее оружие в инструмент мира, эквивалент вечных земных намерений перековать мечи на орала, которые испаряются еще до того, как прозвучат последние слова.