Без малейшего звука, ведь воздуха здесь не было, «ровер» помчался дальше, все выше и выше по склону. Уж что-нибудь он там устроит, в этом Табита ничуть не сомневалась. Ну, скажем, организует копам небольшую читку поэзии.
Остаток пути она пробежала на четвереньках, используя для укрытия профиль местности. Она почти ощущала, как невозможный холод инолунного льда заползает ей под скафандр. И никто не попался ей по дороге.
У двери в гараж ее встретил робот.
— Это я, — сказала Табита. — Я, капитан Джут. Да ты же меня помнишь.
После недавнего приезда полиции робот окончательно перестал понимать, что может быть и чего не может. Среди вариантов, предусмотренных программой немудреного «четырехтысячного», не числился конец света.
— Я пришла за остатками произведений искусства, — пояснила Табита.
— А ты спроси у принцессы, — предложила Табита. Она знала, что полиция должна была первым делом
изолировать хозяйку дворца от всех его систем, для чего есть такие удобные маленькие диски.
— Но я не могу ждать, — возмутилась Табита. — Если я улечу, оставив их здесь, принцесса будет крайне недовольна.
Робот тревожно заморгал красными огоньками.
Капитан Джут попыталась изобразить нервозную спешку. Она замахала руками, а затем обняла себя за плечи и стала переминаться с ноги на ногу.
— Через пятнадцать минут я буду вынуждена отсюда уехать, — сказала она. — Мне бы очень не хотелось доставлять принцессе огорчение.
Вместо красных огоньков заморгали янтарно-желтые: скорее всего, робот делал новую попытку связаться с хозяйкой. Табите оставалось только надеяться, что копы не отслеживают его разговоры.
— Ладно, — вздохнула она, — ничего тут, видно, не поделаешь. Тебе что говори, что не говори. Но ты непременно расскажи принцессе, что я приходила, а ты меня не пустил. И передай ей, мол, мне очень жаль, что я не имела возможности сделать, как она просила.
Огоньки на роботе погасли, остался только один. Красный.
Какую-то, и немалую, долю секунды робот продолжал упорствовать.
А потом красный свет сменился зеленым.
— Нет, нет, — заторопилась Табита, — подожди меня здесь. Ты еще потребуешься, чтобы отвезти меня на посадочное поле. А до того тебе еще нужно подготовить грузовик.
«Четырехтысячный» развернул голову, выпустил еще одну пару глаз и стал задумчиво разглядывать грузовик, громоздившийся в углу гаража на гигантских шипованных колесах. К тому времени, как он что-то решил и захотел взглянуть на Табиту, та уже входила в лифт.
В коридоре она прошла мимо голограммы молодой и довольно толстой принцессы Бадрульбудур, танцевавшей в невесомости. Ей и в голову не пришло задержаться и рассмотреть голограмму получше. Теперь она знала буквально все, что хотел передать этот бешеный танец.
В принцессиной спальне горели все лампы и кишмя кишели полицейские. Они обшаривали своими детекторами все шкафы, все полки с безделушками и даже балдахин над кроватью.
Из лифта ее не выпустили, а героически задержали и начали звать начальство.
Тут же был и тот коп, который обшаривал раньше «Алису»; он стоял за круглой кроватью со сканером на шее. Узнав Табиту, он что-то пролаял инспекторше.
Инспекторша даже не повернула головы, ей было некогда. Ее плечи хищно сутулились, уши стояли торчком. Она стояла на чуть согнутых задних лапах, упершись передними в колени, ее плащ был расстегнут.
Все ее внимание было сосредоточено на принцессе Бадрульбудур.
Принцесса стояла перед ней в белой рубашке с капюшоном и черных леггинсах — и она накинула себе на плечи шоферскую куртку с серебряными пуговицами. Изящный штрих, ухмыльнулась про себя Табита.
Принцесса была тонкая как тростинка. Ее ненакрашенное лицо оказалось пористым и морщинистым, огромные глаза покраснели от слез. Она выглядела так, словно не спала всю ночь, репетируя роль несправедливо обиженной женщины.
Принцессин Колодец Грез продолжал кипеть. Люди в стерильных комбинезонах из белой бумаги что-то в нем разглядывали при ослепительном свете прожекторов. Ими командовала женщина в гидрокостюме и с аквалангом, стоявшая тут же.
— Бад, — сказала Табита через головы героических колов, — все твои грезы погибли.