Грезящие над кладезем

Ей снилось, что она плавает в зеленом море, а вдали смутно виднеются красноватые скалы каких-то островов. Она отчетливо ощущала вкус и запах морской воды. Она была не совсем уверена, стоит ли ей сейчас плавать. Море было неспокойное и грозило утащить ее под воду. А еще в море были фонтаны, она видела, как их струи бьют в небо и рассыпаются. Она знала, вернее, чувствовала, что, если удастся доплыть до одного из фонтанов, она будет в безопасности. Под фонтанами в зеленом море скользили синие, едва различимые тени. Это были киты, это они выпускали в небо фонтаны. Там, во сне, было жизненно важно, чтобы она поднырнула под один из фонтанов, чтобы этим спасти некое существо, не вполне отличное от нее самой. В какой-то момент неожиданно оказалось, что она держит за плавники какое-то крупное, лилового цвета морское животное и пытается подтащить его к себе. Она тут же поняла, что это китеныш, хотя он походил скорее на тюленя.

А затем она проснулась, не понимая, кто она и где. Она села на жесткой койке, а затем и встала. Жесткий пенопласт, напыленный на пол камеры, неприятно царапал босые ноги. В узенькое как щель окно светил Уран, только-только прошедший фазу полноурания. Она стояла и стояла, ни о чем не думая, а тем временем дверь со скрипом открылась, и вошел коп-человек.

— Шевелитесь, — сказал он. — Собирайте свои вещички. Голос тюремщика звучал скучно и не слишком дружелюбно.

— А что такое? — спросила Табита. — Куда это вы меня?

— На Гавайи, — сказал коп; он взял ее за руку и повел по проходам «Кумулюса», где пахло собаками, дезинфекцией и черным отчаянием.

На самом верху сходного пандуса стоял маленький письменный столик. Олистер Крейн сидел за столиком перед раскрытым блокнотом и что-то писал перьевой авторучкой. Уж не та ли это поэма, которой он грозился, мелькнуло у Табиты.

— Это что же теперь, меня отпустили на поруки? — спросила она.

На Крейне были все тот же малиновый блейзер и золотое колечко вокруг бороды. Он закрутил колпачок авторучки и аккуратно положил ее в нагрудный карман. Ногти у него были длинные, но абсолютно чистые и красивой формы.

— Они уже знают, капитан, что это не вы его задушили, — сказал он будничным голосом.

Загрузившись в его желтый «ровер», они помчались от «Кумулюса» прочь по безмолвным промерзшим просторам. Табита с трудом отходила от пережитого. Она чувствовала себя грязной и насухо выжатой.

— Мне срочно нужен душ, — сказала она, подергав себя за волосы.

— И выпить бы тоже очень не мешало, вы согласны? В лиловом коридоре грез они миновали уродливого

мальчишку, так возмущавшего принцессу Бадрульбудур. Мальчишка пожирал их глазами и придурочно улыбался.

— А это чей? — спросила Табита.

— Один из моих, — гордо признался Крейн. — Симпатичный паршивец, верно?

По местному счету было четыре часа ночи, однако бар все еще был открыт. «Закрывают ли его когда-нибудь вообще?» — подумала Табита.

А в баре сидела Джорджинель. Сидела и пила в одиночку. Услышав, как обошлись с Табитой, она безмерно возмутилась.

— Само собой, никто и не почешется перед тобой извиниться, — сказала она с сознанием своего превосходства над всем этим жалким неправедным миром.

Табита говорила мало. О сырорезной проволоке она не сказала вообще ничего.

Она огляделась по сторонам. Жутковатые украшения выглядели безвкусно и неестественно, словно даже временного отсутствия их творцов было достаточно, чтобы лишить их некой толики жизни.

На этот раз Крейн сидел рядом с Табитой.

— Отведи меня в дом, — попросила она, потрогав его за руку.

— В дом? — вскинул брови Крейн. — В смысле — в мой дом?

Табита знала: он прекрасно понимает, какой дом она имела в виду, но по неким причинам хочет, чтобы она сказала это вслух.

По пути они увидели в небе три голубые стрелы — флаеры патрульного корабля спешили навестить принцессу Бад. Табите представилось, как там, под землей, в лишенной окон спальне принцесса ожидает их, сидя на своей круглой кровати. Она снова увидела ее в окружении лунных грез, безвозвратно погибших в трюме «Алисы»: арбуза и попугая, пилозубки и черепа, всех фантастических версий на тему себя самой, какие закатившаяся поп-звезда произвела за годы своих одиноких раздумий. Капитан Джут буквально видела, как она сидит, упершись взглядом в студенистую воду, пытаясь вызвать из нее еще один, последний, всеобъемлющий портрет, в котором все образы всех персонажей, когда-либо ею сыгранных, соединились вокруг единого центра, как грани алмаза.

Еще задолго до того, как показался дворец алюминиевых блюдец, серебристые отсветы его огней затопили полнеба, заставив померкнуть звезды.

— Все равно вас туда не пустят, — негромко сказал Крейн.

— Ну почему все спешат с этим пророчеством? — Табита торопливо герметизировала скафандр. — Сбросьте меня на том повороте, — попросила она, — а сами поезжайте прямо к главному входу, это будет отвлекающий маневр.

— Отвлекающий маневр, — лениво хохотнул Крейн и покачал головой. — Вы что, думаете, это кино?