Гретхен вздохнула, вернулась обратно и сняла с крючка фонарик. Осталось только прихватить еще красный рюкзак, который оказался довольно тяжелым. Гретхен собралась уже было выключить перед уходом свет в доме, как до нее донеслись какие-то голоса. Она выбежала в сад, пригляделась и в тусклом свете фонарика увидела папу и Хинцеля, которые как раз открывали калитку. Едва войдя, они прибавили шагу. Луч света от фонарика освещал Гансика со спины. Он стоял с поникшей головой.
– Пришлось ждать его в кафе! – сказал Хинцель, подбегая к Гретхен. – Иначе он не нашел бы дороги!
– А я-то думал, он совсем идти не может! – воскликнул папа.
– Ради вас расстарался! – пошутила Гретхен.
– Как это мило с его стороны! – отозвался папа. – Ну, что, тогда пошли! Или у вас тут еще дела?
Гретхен погасила свет.
– У тебя есть ключи от дома? – спросила она, обращаясь к Гансику. Тот помотал головой.
– Да плюнь ты на эту дверь! – сказал папа, явно теряя терпение. – Кто сюда сейчас полезет?
Все вместе они вышли из сада и направились по тропинке к главной дороге. Папа шел первым, с фонариком в руках, за ним следовал Гансик, Гретхен и Хинцель, тащившие на пару красный рюкзак, замыкали шествие. Гансик умудрился все же несколько раз споткнуться и грохнуться, хотя света от фонарика было предостаточно, чтобы разглядеть, что у тебя под ногами.
Папина машина была припаркована у обочины – она стояла с зажженными фарами. В спешке папа даже забыл ее запереть.
Хинцель открыл заднюю дверцу и подтолкнул Гансика. Гансик рухнул на сиденье и завалился.
– Слушай, старик, хватит придуриваться! Тоже мне, умирающий лебедь! Давай-ка шевелись! – скомандовал Хинцель и усадил Гансика как следует, освобождая себе место.
Гретхен села вперед, к папе. «Ровер» медленно выкатился на дорогу.
– Вы поедете со мной? – спросил папа. – Или оставите меня одного разбираться с этим горем луковым?
– Конечно, поедем с тобой! – ответила Гретхен, в глубине души радуясь тому, что папа в своем смятенном состоянии духа готов смириться с присутствием Хинцеля.
Глава девятая,
Дорогой все в основном молчали. Когда же они прибыли на место, Гансик снова прикинулся умирающим лебедем, так что пришлось его тащить вверх по лестнице чуть ли не на руках. Войдя в квартиру, Хинцель с Гретхен заволокли обмякшее тело в гостиную и разместили на диване. Гретхен отправилась в кухню делать кофе.
– А теперь, Гансик, изволь мне объяснить, что все это значит? – услышала Гретхен папин голос. – Иначе я рехнусь! Неужели все, что рассказал мне Хинцель, правда? Неужели мой сын катается в автобусах, выискивает жертв, рассылает письма с угрозами, шпионит за людьми, выясняет, сколько у кого любовниц?!! Уму непостижимо! Ну что ты сидишь как истукан? Прекрати изображать из себя Будду толстобрюхого! Скажи, что это все неправда! Скажи, что ты не делал таких гадостей!
Гретхен включила кофейную машину, вставила бумажный фильтр, засыпала кофе и теперь смотрела, как вода пробивается сквозь рыхлую массу, чтобы потом превратиться в коричневые струйки. Она наблюдала, как постепенно наполняется прозрачный резервуар, и с грустью думала: «Боже ж ты мой! Ну куда это годится? Разве Гансик так когда-нибудь признается, если папа сам говорит, что его сын не может быть на такое способен, потому что все это кошмар и ужас!»
Гретхен оторвалась от созерцания булькающего агрегата, вздохнула и понуро побрела в гостиную. Подойдя к папе, Гретхен собралась с духом и сказала:
– Папа, к чему эти вопросы? Все это правда, и тому есть неопровержимые доказательства! Тут нечего больше выяснять!
Папа закурил сигарету. «Уже десятая по счету с тех пор, как мы уехали из садоводства, – подумала Гретхен. – Надо бы ему поменьше дымить».
Папа курил и молча смотрел на Гансика. Этот папин взгляд совсем не нравился Гретхен. В нем не было ни малейших признаков симпатии к Гансику, ни тени понимания или сочувствия. «Похоже на то, как было у меня в садоводстве, – отметила про себя Гретхен. – Гансик кажется ему совершенно чужим человеком, с которым не хочется иметь никакого дела!»
– Мне думается, господин Закмайер, что Гансик несколько иначе смотрит на ситуацию и с его точки зрения никаких гадостей он не делал! – вмешался в разговор Хинцель.
Гретхен заметила, что при этих словах Гансик, сидевший с поникшей головой, недоверчиво покосился на Хинцеля.
Папа откинулся на спинку дивана, вытянул ноги и сложил руки на животе, как человек, который, сидя в поезде дальнего следования, устраивается поудобнее, чтобы вздремнуть.
– Моего ума не хватает на то, чтобы постичь, как на это смотрит наш Гансик! – пробормотал папа. – И что делать дальше, для меня тоже загадка!
– Надо поговорить с молочником! – сказал Хинцель.
– C каким молочником? – не понял папа.