Гретхен

С того дня, как мама с Гретхен ушли из дома, прошел почти целый месяц. Жизнь Гретхен за эти четыре недели кардинально изменилась. Только в школу она продолжала ездить на том же трамвае, хотя и в ином направлении. Все остальное стало другим.

У Гретхен теперь имелась собственная маленькая комната с одним-единственным окном, выходившим в темный двор. Украшали ее бордовое кресло с высокой спинкой и старинный письменный стол с потайным ящичком. Магда с мамой занимали большую комнату рядом. После переезда Магда совершенно переменилась. Правда, она по-прежнему оставалась круглой пампушкой с непомерным аппетитом, но зато совершенно перестала ныть и скандалить. На это у нее просто не оставалось времени, поскольку она целиком и полностью была занята Зеппи и Пепи. Бывало, конечно, между Магдой и Пепи вспыхивали ссоры, главным образом из-за черного кота Зеппи, которого Магда считала своей собственностью, что абсолютно не устраивало Пепи. Тогда Магда пускала в ход испытанное средство: нескольких тумаков хватало для того, чтобы угомонить строптивого котовладельца, которого Магда в такие моменты называла «эгоцентричной свиньей». Это выражение Магда подхватила у Мари-Луизы – она частенько так величала своего сына.

Мама каждый день ходила к профессору, работала до половины второго – половины третьего. А еще случилось волнующее событие: она сдала вступительные экзамены в Социальную академию. И ее приняли! Кроме того, в течение этого месяца к ним трижды приходил мамин дальний родственник, адвокат. Он подробно обсуждал с мамой и Мари-Луизой «финансовую сторону вопроса». Гретхен присутствовала при этих разговорах, но так и не смогла до конца разобраться во всех нюансах. Ясно было только одно: единого мнения тут не было. Адвокат утверждал, что маме выгоднее не подавать на развод, потому что в этом случае она будет получать от папы больше денег. Гретхен такой вариант казался вполне подходящим – как-то оно спокойнее. А вот Мари-Луиза настаивала на разводе. Она считала, что тогда папа будет обязан целиком и полностью содержать маму, по крайней мере, те два года, пока она учится.

– Ведь это из-за него ты не смогла получить образование! – говорила она. – Ты растила его детей, штопала его носки и вообще была ему прислугой, пока он делал свою карьеру! Пятнадцать лет подряд! Пусть теперь платит. Два года – не срок!

А маме, как могла заметить Гретхен, ни тот, ни другой вариант не нравился. Она вообще не хотела от папы никаких денег.

– Мне совершенно не хочется спорить с ним из-за денег! – твердила она. Как ни пытались советчики внушить ей, что без папиных денег она с детьми просто с голоду умрет, мама стояла на своем: – Не хочу, и все!

Слушая разговоры о том, обязан ли папа содержать маму или нет и по каким причинам, Гретхен осознала одну важную вещь, о которой прежде не задумывалась. Хотя дойти до этого ей, которая всегда ладила с математикой, было не так-то трудно. По всем расчетам получалось, что мама забеременела, еще когда училась в школе! И выпускные экзамены сдавала уже с Гретхен в животе! Это открытие Гретхен просто потрясло.

– Ничего потрясающего, – охладила ее Мари-Луиза. – Один сплошной ужас! Как вспомню, так вздрогну. Сначала твоя мама бежала в туалет – ее все время тошнило, – а потом мчалась отвечать на вопросы экзаменационной комиссии! А твой будущий папаша ждал в сквере перед школой. Под кустом сирени! – со смехом добавила Мари-Луиза. – Я тогда ему еще придумала прозвище – Сиреневый призрак!

Гретхен все никак не могла определить для себя, нравится ей Мари-Луиза или нет. В сущности, ничего плохого о ней сказать было нельзя. Очень милая, веселая, красивая, добрая… К Магде и Гретхен она относилась как к родным, как будто знала их с рождения. В уме ей тоже было не отказать. Даже из латыни многое помнила. И поговорить всегда была готова, если была дома. Нет, нет, Гретхен совершенно не в чем было упрекнуть мамину подругу. Мешало только одно: Мари-Луиза считала, что брак Закмайеров уже не спасти и потому нужно на всей истории поставить жирный крест. Ее даже не смущало то, что Гансик остался у папы. Хотя это как раз не удивительно, говорила себе Гретхен, ведь двое собственных детей Мари-Луизы остались у ее бывшего мужа.

Про Гансика Гретхен с мамой не разговаривала. Один-единственный раз она завела о нем речь, но мама тут же расплакалась и только все причитала сквозь слезы, что очень-очень хочет, чтобы ее сыночек был рядом, только это невозможно. С тех пор Гретхен говорила о Гансике только с Хинцелем. (Отдельные реплики малыша Пепи не в счет, хотя во время стычек кое с кем он не раз выражал горячее желание разбавить женский коллектив еще одним мужчиной: «Одни бабы! Вот бы еще мужика мне в компанию!»)

С Хинцелем Гретхен виделась часто. Если у нее возникало желание с ним пообщаться, она просто отправлялась в кафе «Ваксельбергер». Старик-официант уже привык к тому, что Гретхен могла просидеть часа три за одним стаканом минералки.