Грешный

За это время я успел тщательно осмотреть купленную повозку и впряжённую в неё лошадь. Приобретённую за три кристалла рабыню, вспомнив слова купца про её склонность к побегу, привязал к специальному стальному кольцу, вмонтированному в днище фургона. Последний, по всей вероятности, уже давно применялся для перевозки рабов и преступников, так что в выборе, на чём путешествовать дальше, я не ошибся — поступил так, как по мнению любого торговца и должен был поступить.

Что касается лошади, тут тоже всё было в пределах нормы. Эта порода считалась довольно выносливой. Тащить тяжёлые грузы, что на спине, что в телеге, для этих копытных проблемы не представляло…

— Сам дальше двинешься или с нами поедешь? — поинтересовался Гурсан. — Если с нами, учти, надо будет платить за охрану. Два рашта в день за повозку, полрашта за человека.

— Спасибо, но дальше я сам, — покачал я в ответ головой. — Мне надо ещё к горам на запад скататься.

Про запад, конечно, наврал, но купец эту дезу скушал:

— Ну, сам так сам. Счастливой, как говорится, дороги…

Со стоянки мы выехали через пятнадцать минут.

Я занял место возничего, дама осталась в фургоне.

Скорость держал процентов на тридцать выше стандартной обозной. От гурсановского каравана мне требовалось оторваться хотя бы на час. Иначе была велика вероятность, что кто-то (не будем показывать пальцем) захочет переиграть всё обратно. Ведь одинокий путник с ценным товаром (пусть даже живым) — цель достаточно лакомая.

Повозку остановил спустя полтора часа, когда заметил знакомый переливающийся всеми цветами радуги силуэт, мелькнувший среди деревьев. Место для остановки оказалось именно тем, какое и требовалось. Небольшая прогалина на опушке, которую можно увидеть, только подъехав вплотную. Слева и справа возвышались колючие заросли, вглубь лесной чаши вела узкая тропка.

Загнав фургон поближе к кустам, подальше от тракта, я соскочил с облучка и принялся выпрягать лошадь.

На то, чтобы подготовить её к верховой езде, ушло минут десять.

Перемётные сумки забил провизией под завязку, после чего опять забрался в фургон, отвязал пленницу от кольца и приказал вылезать. А когда она оказалась снаружи, небрежно поинтересовался:

— Просьбы, пожелания есть? Водички попить там, ноги размять, естественные надобности отправить…

Барышня яростно сверкнула глазами и мотнула головой: «Обойдусь!»

«Ну, нет, так нет. Была бы честь предложена», — пожал я плечами и, подхватив её под «мягкое место», совершенно некуртуазно закинул на седельный перемёт. Правда, не поперёк, как украденную невесту, а «по нормальному» — как обычную всадницу. И тут же запрыгнул на лошадь сам, оказавшись в седле позади ошалевшей от подобной бесцеремонности дамы.

— Будешь вести себя смирно, останешься целой. Не будешь, не обессудь, — негромко пообещал я ей на ухо, беря в руки поводья.

Пленница судорожно кивнула и вцепилась связанными руками в край перемёта.

Я дал шенкелей, мы тронулись с места и через пару секунд скрылись среди растущего вдоль дороги подлеска. На прогалине у обочины осталась «разгромленная» повозка. Любой, кто её обнаружит, мгновенно сообразит: разбойнички, по всему видать, пошалили…

Первое время, пока лошадь шла шагом, моя новая спутница ещё пыталась от меня отодвинуться («Хотя куда там отодвигаться? Ну, разве на шею кобыле упасть, и внешне это бы выглядело очень так… неоднозначно»). Однако минут через двадцать, когда кусты стали реже и мы перешли на рысь, отодвигаться вперёд от наездника стало просто опасно. В любую секунду лошадь могла качнуться, споткнуться, дёрнуться в сторону, и удержать равновесие без чьей-либо помощи дама б уже не сумела. Так что волей-неволей ей пришлось бросить изображать из себя недотрогу и, как заявили бы записные романтики, отдаться на волю рока.

Рок в моём лице ничего против, конечно же, не имел. Обнимать купленную за три кристалла красотку было приятно. Тем более что и не обнимать её, не бросив поводья, всё равно бы не вышло. А если учесть, что у меня уже несколько месяцев не было женщины…

Нет, принуждать её против воли к чему-то «такому» я не планировал. Во-первых, потому что и сам ненавидел насильников, а во-вторых… хм… эта дама мне требовалась для другого…

Замечу, и лет ей было немного побольше, чем думалось изначально.

Выражение глаз, жесты, реакция на внешние раздражители… Я чувствовал это на уровне подсознания, и ни красивое личико, ни свежая кожа, ни полная молодости фигура не могли спрятать истинный возраст их обладательницы. Не старухи, конечно. И не бальзаковской дамы. И не солидной матроны с кучей вопящих детишек. Но, безусловно, что и не юной девушки… Короче, лет тридцать пять или около. Примерно как Алме, когда я спас её от разбойников…

Они, кстати, и внешне были похожи. Отличались лишь цветом волос, да и то — если обеих покрасить в рыжий… или в бордовый… М-да. Они тогда обе станут, как Рейна. Прямо как в пьесе у Чехова. Три сестры, блин, итить-колотить. И я перед ними такой… весь в белом…