Грешные и проклятые

Мы шли по полям мертвецов. Жар и ядовитые вещества жутко искажали останки, придавая им странный и пугающий вид – в бурлящей грязи росли костяные цветы, тянувшие к огненным небесам свои лепестки, словно покрытые глазурью из костного мозга. Колючие заросли из шлака и костей свисали со стен траншей на нашем пути, будто тяжелый занавес, и несколько раз нам приходилось прорубать путь сквозь них. Жар становился все сильнее, и я страшно потел в своей шинели. Я знал, что и Гомес, должно быть, страдает не меньше, но он ничего не сказал.

Гомес попытается убить меня. Я знал это так же твердо, как свое имя. И одно это давало мне все необходимые оправдания для того, что я намеревался сделать. Как минимум это оправдывало мое дальнейшее расследование, что бы там ни говорил полковник.

Вражеские позиции были отнюдь не близко. Я воображал, что они видны из наших траншей невооруженным глазом, но в действительности мы не могли видеть их. За туманом, испарениями и грязью они были лишь размытой линией где-то на горизонте. Нам понадобилось почти три дня, чтобы приблизиться и разглядеть их передовые позиции, и даже тогда там мало что можно было увидеть. Лишь траншеи и импровизированные укрепления, очень похожие на наши.

Увидев их в первый раз, я невольно подумал, вдруг они – это наши. Вы понимаете, что я имею в виду. Бюрократия Империума огромна и медлительна, и могут происходить ошибки. Так полки могут получить приказ захватить мир, который уже захвачен, и никакие протесты не убедят высоких начальников, что это ошибка. Они видят только цифры, а не людей. В этом и разница между ними и такими людьми как полковник.

И когда эти еретические мысли мелькнули на краю моего сознания, я подумал, может быть, поэтому полковник в последнее время казался таким усталым и нерешительным. Может быть, он знал – а он почти наверняка должен был знать – что нам противостоят не ксеносы и не предатели, а такие же слуги Бога-Императора. Возможно, поэтому он так не хотел наступать. Возможно, он надеялся, что эта ошибка будет замечена его начальниками, прежде чем станет слишком поздно.

Но, конечно, такие мысли смешны. Да, люди склонны ошибаться, но Бог-Император никогда не ошибается. И Он не направил бы нас на этот адский мир, если бы мы не были нужны здесь. Я полагал, что мы были направлены сюда по важной причине. Что я здесь по важной причине. И я был прав.

За эти три дня я хорошо узнал Гомеса. Не лично, но такие люди, как он, для меня вроде открытой книги. Он был свирепым громилой – скорее всего бандитом до службы в полку. Это объясняло его кровожадную сущность. Но он был хитер. Он прятал от меня свои глаза. Никогда не смотрел на меня прямо. Я не мог выявить у него синие глаза, как ни пытался. Каждый раз, когда я смотрел на него, он отворачивался.

Как бы то ни было, наконец я понял, что придется рискнуть. Ничего не говоря Гомесу, я достал дальномер – еще один предмет из моей коллекции. Он был старым и тяжелым. Вскоре после моего прибытия в полк мне пришлось казнить одного из полковых артиллеристов за напрасную трату боеприпасов. Тогда мы отражали наступление противника, но это не оправдание для такого расточительства.

Я пробрался по грязи, поднявшись на низкий склон на краю заброшенной траншеи, за разбитыми брустверами и старыми проволочными заграждениями, и навел дальномер на вражеские укрепления. Но даже с ним я ничего не увидел. Иногда я думаю об этом моменте. Я надеялся увидеть что-то – хоть что-нибудь. Увидеть, кто стоит за этими пушками. Но я видел лишь туман, пар и грязь.

И тогда Гомес напал на меня, как я и ожидал.

Он подкрался так тихо, что если бы я не был готов, то не заметил бы его, пока не стало бы слишком поздно. Капитан хорошо выбрал, какого убийцу подослать ко мне. Мою шею мгновенно захлестнула удавка. Но прежде чем Гомес уперся коленом мне в спину, я метнулся в сторону и скатился по склону обратно на дно траншеи. Он явно этого не ожидал и потерял равновесие. Издав приглушенный вскрик, он полетел за мной в траншею. Прежде чем он успел вскочить на ноги, я выхватил штык и нанес удар.

Его огромные руки вцепились в мои, пытаясь отжать клинок, оказавшийся между нами. Я ударил с такой силой, что отбросил его назад, и он врезался в остатки разрушенного убежища. Я слышал, как он ругается, но смотрел только в его глаза. Они не были синими. Я не знал, что это значит. И все-таки он пытался убить меня.

Я сильнее, чем выгляжу. Гомес явно думал, что я окажусь легкой добычей. Мы боролись в обвалившейся траншее, почти по колено в грязи. Я не хотел использовать свой пистолет. Вспышка выстрела, любой звук – все это могло привлечь внимание противника. Кроме того, мне нужны были ответы. И Гомес мог дать их.

Я ударил его коленом в живот. Он охнул и согнулся, пытаясь заставить меня потерять равновесие. Грязь позади него вдруг разошлась, и он осел в нее. Я надавил всей тяжестью на штык, вгоняя Гомеса глубже в грязь. Его глаза испуганно расширились, когда из стены траншеи на нас посыпались кости и обломки феррокрита.