Грешница и кающаяся. Часть II

Она придумала живые картины на движущейся сцене, до сих пор чарующие зрителей; затем стала изобретать новые средства для того, чтобы обратить пение и танцы в развратные наслаждения. Поэтому самым красивым помещением дворца был концертный зал, где исполнялись балеты и давались представления; своим великолепием и роскошью убранства он походил на покои какого-нибудь падишаха.

Посредине зала находилась круглая сцена, со всех сторон завешенная зелеными драпри. По стенам зала, а он тоже был круглым, красовалось множество мраморных нимф. Их разделяли колонны, увитые растениями. Зал освещался разноцветными лампами, восхитительные картины украшали потолок. Амуры в самых грациозных и красивых позах выглядывали из листвы вьющихся растений, приглашали в укромные ниши вдоль стен, обставленные удобными мягкими креслами и диванами.

Гипсовые золоченые баядерки и обнаженные мужские и женские фигуры с канделябрами в руках украшали хоры, простиравшиеся над нишами вокруг всего зала. На этих хорах помещался с одной стороны оркестр, а с другой — целый полк лакеев, готовых по первому же звонку тотчас спуститься в ниши. Зеленые пальмы, на редкость хорошо выращенные и достигавшие своими верхушками хоры, возвышались над статуями, и эти роскошные экзотические деревья придавали концертному залу колоритный отпечаток южных стран. С потолка свешивалась огромная люстра, в случае необходимости заливающая зал морем света. Большие зеркальные двери вели на террасу, обсаженную темной и густой зеленью; с этой террасы широкие каменные ступени уводили в парк.

Освещение обширного парка устроено было исключительно удачно. В кустах и на ветвях деревьев висели разноцветные шары. Большие жирандоли из зелени и гирлянд украшали площадки, а крупные цветные лампионы, спрятанные в листве, освещали аллеи. То здесь, то там сияли фантастически устроенные из мелких огоньков клумбы, и казалось, будто мириады светлячков слетелись в одно место по приказанию какой-нибудь волшебницы. В довершение всего иногда еще и луна вносила свою лепту и серебрила пенистые потоки искусственного водопада, блестящие брызги которого, подобные алмазам, разносились в воздухе.

Одним словом, вилла эта была полна таких чудес, так поражала воображение, что самое избранное общество Парижа почитало за счастье попасть во дворец знатных иностранцев, планов и намерений которых никто не знал, а гостеприимство поражало воображение Однако прекрасная графиня была разборчива на приглашения, так что вначале к ней получили доступ только лишь аристократы из высшего общества; прочие же сластолюбцы вынуждены были довольствоваться тем, что по указаниям графини в Шато-Руж претворяли в жизнь ее нововведения, имеющие блистательный успех. Но постоянное стремление к еще большим успехам заставило Леону увеличить число посетителей ее дворца, пока она не достигла, наконец, той высоты, которой домогалась: она приобрела возможность властвовать над людьми силою греха. Не раз она размышляла об этом при виде того, как очарованные мужчины, подобно жалким рабам, преклоняли колена перед ее танцовщицами. Оставаясь незамеченной, сама она могла видеть все, что пожелает, так как позади каждой ниши находилось небольшое пространство, укрывшись в котором, можно было через скрытое отверстие тайно следить за тем, что происходит внутри. Она злорадно смеялась, видя, как яд, приготовленный ею, действует и распространяется; дьявольское торжество озаряло тогда черты ее холодного, как мрамор, лица.

Через несколько недель после бала в Шато-Руж, на котором мы присутствовали, прекрасным весенним вечером, когда гуляющий в Булонском лесу люд стал понемногу убывать, с наступлением сумерек в замке графини Понинской собралось странное общество. Какие-то фигуры то поодиночке, то попарно входили во дворец, по-видимому, хорошо им знакомый. То были обитатели монастыря кармелитов на улице Святого Антония. Леона пообещала, что этим вечером предоставит дворец в полное их распоряжение, посторонних не будет, и они, отрекшиеся, к своему несчастию, от мирских радостей, смогут хотя бы ненадолго окунуться в житейские удовольствия. Игумен снисходительно закрыл глаза на то, как благочестивые братья один за другим торопливо покидали монастырь, чтобы последовать приглашению бывшей игуменьи. Он закрыл глаза, быть может, потому, что и сам, столь воздержанный ныне, наслаждался когда-то житейскими радостями, или потому, что Леона, которой он ни в чем не мог отказать, нежно попросила его об этом; она сумела выставить себя такой доброй и неэгоистичной, так хотела доставить бедным монахам невинное удовольствие! Обрадованные кармелиты спешили ко входу в парк, залитому ярким светом.

— Просто восхитительно! — говорил, высокий монах другому, ростом поменьше, но такому же худому.— Смотри, брат Жозе, как светят в ветвях фонари и как великолепна эта вода, обагренная красным светом.

— Ты прав, брат Эразм, графиня сумела создать поистине волшебную обстановку.

— Теперь ты не жалеешь, что принял ее приглашение? Ты ведь только сегодня вернулся из путешествия, вероятно, утомительного.