Грешница

– Вы же все равно это выясните. Да, была причина, по которой я приехала именно в Кельн. Я не сказала вам правду, потому что мне ужасно стыдно. Я ведь некоторое время таскалась тогда вместе с Джонни. Понимаете? В тот вечер, когда мы были в Гамбурге, он не отвез меня домой. Остальные ушли, и мы были в подвале одни. Он хотел, чтобы я с ним осталась. А я… я ведь спала с ним, и это было круто. Я думала, что теперь мы должны быть вместе. Это было в августе. Я уже говорила, что это было в августе?

Шеф кивнул, и Кора солгала ему, что несколько недель они вместе с Джонни шатались по округе, а в сентябре отправились в Кельн, где он хотел повидаться с другом и несколько раз пытался дозвониться до него по дороге, чтобы предупредить об их приезде. Один раз он отправил к телефону ее, написал ей номер на бумажке. Потом, уже вернувшись домой, Кора нашла эту бумажку. И когда мать выставила ее из дому, позвонила по этому номеру. Трубку взяла молодая женщина. Кора попросила позвать к телефону Джонни, но женщина не знала никого с таким именем и посоветовала ей перезвонить вечером, когда дома будет ее муж.

Несколько секунд перерыва! Кора сделала глоток кофе. Затаив дыхание, она ждала, не превратится ли и эта ложь в образы. Но этого не случилось. Кора взяла крохотный кусочек печенья и с трудом его проглотила. Печенье было покрыто шоколадом, и каждая его крошка означала смертный приговор для Магдалины.

Шеф внимательно наблюдал за Корой. Она снова допустила ошибку. «Некоторое время таскалась тогда вместе с Джонни!» А на чем? На каком транспорте они приехали в Кельн, если серебристый фольксваген принадлежал толстяку?

Но прежде чем шеф успел открыть рот, Кора торопливо продолжила:

– Вечером я позвонила снова. К телефону подошел мужчина. На этот раз я попросила позвать к телефону Хорсти. Мужчина рассмеялся. «Его зовут Георг Франкенберг, – сказал он. – Этот дурак и сам не знает, зачем выдумал это имя». Мужчина спросил меня, что мне нужно от Георга Франкенберга. Я ответила, что мы с ним дружили и я хотела бы снова с ним повидаться. И мужчина ответил, что в таком случае мне придется приехать в Кельн.

В этот момент Рудольф Гровиан понял, что ему следует усомниться в ее словах. Тут даже Вернеру Хосу незачем было демонстративно хмурить брови. Его зовут Георг Франкенберг! Рудольф не знал, что и думать. Георга Франкенберга все – за исключением родителей – звали Франки, даже его жена. Это обстоятельство делало кельнского друга существом призрачным. Однако Рудольф Гровиан все же спросил:

– А как звали того мужчину?

Кора услышала в его голосе недоверие. Зато на ляп с автомобилем он, по всей видимости, внимания не обратил. Она уже сомневалась, что ему известно о Маргрет. Иначе шеф давно бы сказал ей это в лицо. Ему важно было получить информацию о Георге Франкенберге, узнать имена его друзей, которые подтвердили бы ее слова. Кора не могла назвать имя. Нельзя было произносить имен – даже случайно, даже в отчаянии.

– Я пытаюсь вспомнить… Смешное было имечко… Но оно вылетело у меня из головы. Я очень устала.

– А телефонный номер?

– Извините, я его забыла. Я никогда не дружила с цифрами.

– Адрес?

Кора пожала плечами и негромко произнесла:

– Уже не помню. Может быть, завтра я смогу вам сказать, как звали тех людей и где они жили. Так всегда: хочешь что-то вспомнить – и ничего не получается.

– Да, понимаю, – ответил Рудольф Гровиан. – Особенно если лжешь напропалую. Значит, вы приняли приглашение того мужчины?

Кора машинально кивнула. В голове у нее словно прорвало плотину. И в образовавшуюся дыру хлынул тугой сгусток образов и слов, завихрившихся у нее в голове. Четыре человека на покрывале у озера. Знакомая песня. Яблоки из супермаркета и из сада. История, которую она рассказала, и кинофильм, в котором молодой человек и девушка спускаются по лестнице.

Кроме того, поток воспоминаний плевался и швырялся камнями. Мать, отец, Магдалина, Хорсти, Джонни, Маргрет, Гереон… Много имен. Слишком много. Были среди них и такие, которых Кора никогда не слышала. Это были смешные имена, Бёкки и Тигр. Ее лицо вздрагивало, словно из глаз вот-вот польются слезы.

– Лучше бы я этого не делала… Франки не хотел меня больше знать.

– Кто такой Франки? – спросил шеф.

Кора вздрогнула.

– Что?

– Кто такой Франки? – повторил Рудольф Гровиан, с трудом заставляя себя сохранять нейтральный тон. Он бросил ликующий взгляд на Вернера Хоса. Рудольф ждал этого. Для него это было равносильно подтверждению. – Вы сказали, что Франки не хотел вас больше знать, госпожа Бендер. Кто такой Франки?

Кора не заметила, как произнесла это. Кроме того, она забыла, что слышала это имя у озера.

– Что я сказала? Извините. Я действительно очень устала.

Она схватилась рукой за голову. Взгляд Коры заметался по письменным столам, уцепился за Вернера Хоса и остановился на нем, словно он мог избавить ее от этих мучений. А это действительно было мучение. Голова Коры была до отказа набита воспоминаниями, словно ящик комода, в который положили слишком много вещей, и теперь из него все вываливалось.