Грешница

Имени «Кора» она от него ни разу не слышала. Но Франки никогда не бегал за юбками, в отличие от своих дружков. То, чем они оба занимались, часто отталкивало его, так он говорил. Девушки и кокаин. Кокаин и девушки. А однажды Франки сказал, что всегда ждал встречи с ней. Что она – его мечта, та самая женщина, которая нужна ему, чтобы исцелиться.

Ута Франкенберг говорила таким тоном, словно находилась под действием сильнодействующего успокоительного. Рудольф лишь кивал время от времени, несмотря на то что упоминание о фотографиях заставило его напрячься. «Поделикатнее, – подумал он. – Будьте с ней поделикатнее». Конечно!

– Госпожа Франкенберг, а эти старые фотографии, они еще у вас?

– Франки хотел их выбросить, но я уговорила его этого не делать. Они у меня… – Только что она сидела на диване, и вот поднялась, подошла к шкафу, наклонилась, вытащила ящик, извлекла оттуда альбом. – Возможно, они здесь.

Там их не было. В спальне был еще один альбом, но у Уты не было сил, чтобы идти туда. Алиса Вингер сделала это за нее. И вот Ута Франкенберг снова сидит на диване, альбом лежит у нее на коленях, и она впивается взглядом в фотографию размером с открытку. Франки! Погладив снимок кончиками пальцев, женщина расплакалась и перестала листать альбом.

Рудольф Гровиан старался быть терпеливым. Алиса Вингер забрала у подруги альбом, полистала его, вынула фотографию.

– Вы это имеете в виду?

Да, именно это! Полицейский облегченно вздохнул и почувствовал, что снова стал свободным. Ему не пришлось лгать, манипулировать, делать то, что всего час назад он предложил адвокату: «Если все ниточки оборвутся, мы превратим Франки в милого, но избалованного парня из хорошей семьи, который – если угодно, под воздействием алкоголя и кокаина – допустил, чтобы в августе пять лет тому назад его друзья изнасиловали девушку. Никто не сможет это доказать, но не сможет и опровергнуть, если мы будем придерживаться даты – шестнадцатое августа. Рука Франки к тому времени уже зажила. Прибегнем ко лжи. Я приведу вам свидетельницу, которая покажет под присягой, что видела, как шестнадцатого августа Кора Бендер садилась в автомобиль Георга Франкенберга. Уверен, что ее соседка окажет ей эту услугу, если мы гарантируем, что это останется без последствий. А пока вы втолкуете госпоже Бендер, что во время допроса она не должна проронить ни слова о Спасителе и кающейся Магдалине, равно как и о сутенере. Нам с вами нужна душещипательная история любви с грустным концом.

И именно так оно и было! Снимок был затемнен, но при желании и наличии описания кое-что можно было рассмотреть. Музыкальные инструменты в углу на возвышении. Двое мужчин. Тот, что на барабанах, – по всей видимости, Франки. Он поднял руки. Его лицо превратилось в размытое пятно. Второй был виден гораздо лучше. Он стоял за клавишными. Белокурый парень с мечтательным выражением лица. Невысокий, коренастый.

– Кто это?

Ута Франкенберг проследила за его вытянутой рукой.

– По всей видимости, Оттмар Деннер.

«Тигр», – подумал полицейский.

– Ваш муж никогда не говорил, какая кличка у Оттмара Деннера? Может быть, Тигр?

– Нет, никогда.

– А других прозвищ он не называл? Бёкки или Джонни Гитарист?

– Нет.

Жаль! Очень жаль!

– На этой фотографии только двое мужчин, госпожа Франкенберг. А где же третий? Ганс Бёккель?

Как где? За фотоаппаратом!

– Бюкклер, – машинально поправила она. – Не Бёккель, а Бюкклер. Пишется через «ю».

Винфрид Майльхофер пробормотал:

– Извините, наверное, я плохо запомнил.

– Но тут должна быть и фотография Ганса Бюкклера, – словно разговаривая сама с собой, сказала Ута Франкенберг.

Снова взяв альбом, она перевернула страницу, покачала головой. Перелистнула еще одну.

– Вот, – произнесла она, вынула фотографию из прозрачной пленки и протянула Рудольфу, одновременно коснувшись ладонью затылка и быстро качнув головой.

Рудольф Гровиан отметил сразу два обстоятельства. Во-первых, мужчина на фотографии… Описывая Джонни, Мелани Адигар изобразила его портрет. Белокурый Адонис. Он словно позировал греческим камнетесам, когда те ваяли статуи своих богов. А во-вторых, волосы, упавшие на спину Уте Франкенберг. Светлые, длинные, до бедер.

Полицейский почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, потому что в ту же секунду он увидел самого себя, как стоит у прикроватного столика и держит в руке фотографию в серебристой рамке. «Магдалина», – подумал Рудольф. Триггером послужила женщина.

Проклятье! Этот карлик из психиатрической экспертизы был прав! Но этого не может быть!.. Рудольф держал в руках доказательство. Он снова сосредоточился на снимке. Ганс Бюкклер стоял у бара в подвале, сжимая в руках бокал.

– Вы знаете, где были сделаны эти снимки, госпожа Франкенберг?

Та кивнула.

– В подвале для репетиций.

– А где он находился?

– Не знаю. Для вас это важно?

– Очень.

– Но я действительно не знаю… Может быть, в доме родителей Деннера или Ганса Бюкклера? Да, наверное, там. Я не знаю, где жил Ганс. Где-то на севере Германии… Его отец имел какое-то отношение к музыке. Музыкальный агент, наверное, но точно сказать не могу.