Грешница

– Я к этому привыкла. У меня всегда были неважные перспективы. Можете убирать эти бумажки обратно, я знаю, что там написано. «Точно нанесенные удары»! И еще кое-что. Одному небу известно, что еще раскопал шеф. А когда господин профессор со мной закончит, он наверняка захочет написать для прокурора чудесный отчет. Может быть, он окажет вам услугу и упомянет несколько смягчающих обстоятельств…

Протяжно вздохнув, она добавила:

– Посмотрим. Когда у вас на руках будут все необходимые документы, подумайте над стратегией. И тогда приходите снова, мы все спокойно обсудим. До тех пор я, может быть, немного поумнею. А сейчас мы просто зря тратим время.

Кора бросила тоскливый взгляд на окно. Ее голос стал меланхоличным. На короткое время Эберхарду Браунингу опять показалось, что она хочет доказать ему свою дееспособность.

– Вообще-то мне нужно следить за своими словами, – заявила она. – Вам никогда не казалось, что нужно держать свой рассудок обеими руками? Поверьте мне, это довольно тяжело. Я временами даже думать боюсь. Иногда мне приходится трижды смотреть на решетку, чтобы понять, что я не дома. Видения настолько реальны, как будто я стою в центре своей комнаты. Укладываю сестру в постель, мою ее. Она сидит у меня за спиной в кухне… Не знаю, к чему это. Зачем мне переживать все это еще раз? Я оставила прошлое далеко позади и крепко захлопнула дверь. А шеф ее выбил. Ему не следовало мне угрожать. С этого все и началось.

Кора удивленно покачала головой и уточнила:

– Нет, началось все на озере. Но тогда я просто почувствовала вкус малинового лимонада и увидела маленький крест. А теперь ощущаю на языке его кровь и вижу три больших… Я вижу их повсюду, куда ни посмотрю. А в центре висит невинный.

Прерывать ее монолог Эберхарду совершенно не хотелось. Но устраивать для него шоу явно не стоило. Самое время дать ей это понять.

– Кто вам угрожал и как именно? – поинтересовался он.

Кора снова перевела взгляд на окно. На ее лице появилось такое же безучастное выражение, что и вначале.

– Шеф, – пробормотала она и чуть громче пояснила: – Его зовут Рудольф Гровиан. Упрямая ищейка, скажу я вам. Он заявил, что нашел девушку со сломанными ребрами.

Кора опять посмотрела на Эберхарда, и глаза у нее снова были словно из чистого, незамутненного стекла.

– Ужасно, не правда ли? – Она с усилием кивнула головой. – Но тут уж ничего не поделаешь. Он просто выполняет свою работу. Я знаю, что не имею права на него жаловаться. Да и не хочу. Но теперь у шефа столько информации, что он мог бы успокоиться. Однако он не успокоится, пока меня не прикончит. Я сломаюсь…

От звука ее голоса по спине у Эберхарда побежали мурашки. Последнюю фразу Кора произнесла хриплым шепотом и ударила себя кулаком в грудь. Несколько секунд посидела, зажмурившись от боли. А затем снова заговорила.

– Мне хотелось свернуть ему шею. Но он мне чем-то нравится. Ведь Спаситель говорил: возлюби врагов своих. Шеф стал моим первым врагом. А ведь поначалу я казалась себе такой сильной. Тот мужчина лежал и истекал кровью, и я чувствовала себя просто отлично. Как Голиаф. Я была Голиафом. Такой огромной, что увидела на высоком столике нож и смогла его взять. А потом пришел маленький Давид и заявил, что должен поговорить с моим отцом. Я занервничала и начала лгать напропалую. А самое смешное, что чем дольше я рассказывала, тем больше видела. Картину с пятнами и зеленые камни на полу, толстяка и девушку на лестнице. А теперь вижу три креста. Я знаю, что убила невинного человека. И мне страшно. Я ужасно боюсь гнева его отца.

Эберхард Браунинг не смог заставить себя сделать то, что намеревался – перейти к сути дела. Он жалел, что рядом нет Хелены, которая могла бы высказать свое мнение и посоветовать ему, как себя вести.

Кора Бендер сжала губы и провела ладонями по лицу, на миг закрыв его. А затем прошептала:

– Иногда, ночью, когда я думаю, что сплю, он подходит к моей кровати. Я не вижу его, только ощущаю. Он склоняется надо мной и говорит: «Мой сын не виноват в этом кошмаре. Он сделал все, что мог». И каждый раз, когда он это говорит, мне хочется закричать: «Ты лжешь!» Но я не могу этого сделать. Я не могу открыть рот, потому что сплю.

Спустя целую вечность она убрала руки от лица, и оно оказалось именно таким, каким Эберхард в детстве представлял себе лицо умалишенного.

– Не переживайте, – устало пробормотала Кора. – Я понимаю, как все это выглядит со стороны. А еще я понимаю, кому могу это говорить, а кому – нет. В присутствии профессора я не произношу ни слова о Спасителе и о кающейся Магдалине. Поначалу я действительно не хотела больше иметь с ней ничего общего. Но затем она омыла Ему ноги и все изменилось. Вы знаете Библию?

Взгляд, которым сопровождался этот вопрос, был критичным, трезвым. Как будто у эксперта, пытающегося что-то донести до любителя. Эберхард невольно еще больше опустил плечи.

– Немного, – отозвался он.