Грешник Шимас

На следующий день, путешествуя уже в одиночку, Шимас пересек Рио Таго по старинному каменному мосту и вошел в Толедо. Справа возвышалась Большая Мечеть — одна из крупнейших святынь магометанского мира.

Базары и улицы кишели людьми всех рас и цветов кожи. Диковинные картины открывались перед юношей, диковинные запахи раздражали его обоняние, диковинные женщины ходили по шумным улицам, укрытые чадрой или с открытыми лицами, женщины с колышущимися бедрами и темными, выразительными глазами. Хоть юноша был весь в пыли и устал от долгого пути, он понимал, что они находили его отнюдь не безобразным. Какому мужчине не по душе женское внимание?

Слева открылся поворот на узкую улицу, тенистую и прохладную. Повернув коня, Шимас пустил его шагом к этому приюту тишины, прочь от галдящей толпы. И сразу же шум и суматоха остались позади, но он совершенно не представлял себе, куда может привести его эта улочка.

Дальше за поворотом начиналась другая улица, уходящая в лабиринт строений, но прямо перед юношей оказались раскрытые ворота, конюшня, где кормили лошадей, а за ней виднелись деревья, зеленая лужайка и фонтан. Слева в отдалении виднелась колоннада с грациозными мавританскими арками.

Не задумываясь, Шимас пустил туда лошадь и, проехав через ворота, натянул поводья — стук подкованных копыт эхом отдался в каменных стенах. На минуту юноша остановился, упиваясь прохладой и гармонией.

Какое-то движение привлекло его взгляд: под аркадой показался высокий старик.

— Мир твоему дому, — поклонился Шимас. — Как тихо и спокойно у тебя здесь…

— Разве юность ценит покой? — мягко спросил старик. — Я полагал, что молодость стремится только к движению, к действию.

— Есть время для мира и время для войны. Перенестись с жарких равнин Андалусии в твой двор — все равно что попасть в рай. Прости, что потревожил тебя, — юноша еще раз поклонился. — Да не уменьшится никогда твоя тень.

— Издалека ли ты?

— Из Кордовы и Кадиса. А до этого — с моря.

— Как ты попал сюда?

— Улица привлекла меня, твои ворота были открыты, я услышал звук плещущей воды и аромат садов. Если ты путешествовал, то знаешь, сколь желанны такие звуки.

— Зачем ты вошел в Толедо?

— Учиться. Я очень молод и не очень мудр — куда же еще мне идти?

— Тебе недостаточно меча?

— Меча никогда не бывает достаточно. Разум — тоже оружие, но, как и меч, его следует оттачивать и держать острым.

— А почему ты хочешь учиться? Ты жаждешь достичь власти? Богатства?

— Я не знаю, чего возжажду завтра. Сегодня же я ищу только знаний. Разум мой задает вопросы, на которые у меня нет ответов, и в груди моей поселяется тоска. Я хочу услышать, о чем думают мудрые люди и во что верят в других землях, далеко отсюда. Я стремлюсь открыть темные и пустынные улицы моего разума свету нового солнца и населить их мыслями.

— Прошу тебя, сойди с коня. Мой дом — твой дом. Хозяин был немолод, но красив, с гордой осанкой, в поношенном, но дорогом платье. Когда Шимас стал было снимать с коня уздечку и седло, он покачал головой:

— О нем позаботится раб, и незамедлительно. Прошу тебя, входи.

Он провел юношу по галерее в небольшую комнату с коврами, подушками и низеньким столиком. В алькове была устроена купальня с ванной, куда лилась вода.

— Освежись, а после поговорим.

Оставшись один в затененной комнате, Шимас разделся и помылся, вытряхнул пыль из одежды. Оделся и, уже пристегивая скимитар, услышал, как поет девушка, — красивый, сладкозвучный, часто повторяющийся припев. Он остановился и прислушался.

«Вот это… это и составляет жизнь: миг спокойствия, струя, льющаяся в чашу фонтана, девичий голос… миг схваченной красоты. Кто истинно мудр, тот никогда не позволит такому мгновению ускользнуть…»

Кто она? Поет ли она о любви или от тоски по ней? Любовь зачастую таится в саду, за стеной, на сумеречной соседней улице…

Открыв дверь, Шимас вышел в галерею, за колоннадой солнце освещало сад, где цвели гибискусы, розы и жасмин. Юноша постоял, давая схлынуть остаткам напряжения. И тут увидел, что ворота, впустившие его, были теперь закрыты и заперты изнутри на засов.

За пловом хозяин представился. Его звали Веспасий, а отец его был арабом из курайш — племени Пророка. Когда-то был и солдатом, и чиновником халифа.

— Что ты собираешься делать, юноша?

— Остаться здесь, учиться, познавать, прислушиваться к новостям. Быть может, я задержусь здесь надолго. Но мне придется совершить странствие в Арморику.

— Мой кров да будет твоим. Нет у меня сына, и «кисмет» — судьба — по доброте своей привела тебя ко мне. Ну, а кроме того, я не лишен источников сведений. Если тебе понадобится, я смогу разузнать почти о любом человеке…

— Ты должен простить меня. Я не смогу разделить с тобой кров, если мне не будет дозволено платить за него. Таков обычай моего народа.

Веспасий поклонился: