Грешник Шимас

Мудрец чуть-чуть шевельнул головой и быстро нашел взглядом всех солдат. Один лежал поблизости от Хасана так, что мог, вытянув руку, ударить его кинжалом в спину, еще один — неподалеку от гиганта-нубийца, охраняющего толстого купца. Каждый солдат выбрал такое место, что мог по данному сигналу сразу убить сильного бойца. Взгляд Шимаса упал на руку ближайшего разбойника. В мигающем свете от очага было видно, что он сжимает меч. Пришло время действовать.

Лежа в самом темном месте, юноша не был виден ни одному из разбойников. Бесшумным, кошачьим движением он поднялся на ноги с мечом в руке. Левой рукой он придерживал плащ, которым укрывался. В этот миг со двора донесся какой-то звук, который не был ни воем ветра, ни шумом дождя.

Шаг вперед — и Шимас выступил из тени. Его клинок слегка коснулся Хасана. Он поднял глаза, и юноша указал мечом на солдата, лежащего рядом с нубийцем. Снаружи по булыжнику зашаркали шаги, и ближайший к Хасану солдат начал подниматься. Набросив на него плащ, Шимас разжал пальцы, и разбойник запутался в полах. Юноша шагнул вперед и резко наступил ему на костяшки пальцев. Хасан тем временем выхватил меч, отвел руку и метнул его, как дротик, в солдата рядом с нубийцем. Солдат этот тоже уже поднимался, но тут меч вонзился ему в переносицу. Хасан бросился вперед и вновь схватил меч.

Иосиф был уже на ногах, и когда ближайший к двери солдат протянул руку, чтобы отодвинуть засов, запустил в него табуретом. В цель он не попал, но табурет с силой отскочил, и солдат отпрыгнул, чтобы увернуться. Иосиф ткнул его кинжалом снизу вверх, попав в почки.

В одно мгновение в гостинице воцарилось безумие. Дверь содрогнулась под ударами нападающих, которые надеялись, что она не будет заперта, но там их ждал нубиец с тяжелым топором для колки дров. Вокруг путников наступила тишина. Бандит, на которого Шимас набросил плащ, был схвачен. Из четверых солдат одного убил Иосиф Севильский, второго — толстяк, его спутник, третьего поразил Хасан. Бой кончился так же внезапно, как и начался.

Снаружи в дверь колотили несколько человек. Подтащив скамейку, юноша поставил ее поперек входа, немного отодвинув, — так, чтобы дверь могла широко распахнуться.

— Если мы оставим их снаружи, они украдут наших лошадей и уедут, — ответил он на недоуменный взгляд Иосифа. — Отодвиньте засов!

Дверь с треском распахнулась, и в помещение ввалились несколько человек — двое из них растянулись, зацепившись за скамью, а третий споткнулся о ноги упавших. Четвертый умер от удара топора, Хасан рассчитался с пятым. Выскочив в дверь, Шимас помчался к конюшне.

В гостинице караванщики расправлялись с разбойниками, но здесь, кажется, все было тихо, — и тут послышался шорох. В глубине, прислонившись спиной к стене, какой-то человек седлал лошадь Иосифа Севильского. Ученый ехал на муле, его лошадь целый день шла налегке и сохранила силы. Это был великолепный гнедой, тонконогий, резвый и выносливый.

Участь вора была решена.

Рассвет покрыл бурые холмы пятнами солнечного света и тени. Один за другим путники выходили из гостиницы, собирали свою поклажу и уезжали. Маленький мирок постоялого двора, в котором Шимас и Иосиф Севильский до прошедшей ночи были чужими, а потом разделили друг с другом драку и кровь, теперь рассыпался, словно хрупкое стекло. Через миг они снова станут чужими, лишь изредка вспоминающими эти события.

Шимас теперь покачивался в седле рядом с Иосифом Севильским, считавшим себя его должником. Долгая неторопливая беседа была для юноши одним из необходимейших уроков. Уроков, которые значили в его судьбе более чем много, но об этом он еще не догадывался.

В Арморике слишком мало знали о внешнем мире — новости приходили только от проезжих путников или от людей, вернувшихся с моря, да изредка от купеческих караванов, направляющихся на большие рынки и ярмарки в городах по остаткам древних римских дорог.

Иосиф рассказывал юноше о царях, замках и крестовых походах, об идеях и людях, посвятивших себя им.

Шимас ничего не знал ни о властителях земель, по которым собирался странствовать, ни о самих этих землях. Да, он слышал, что Генрих Второй женился на Алиеноре Аквитанской и объявил Бретань своим феодом, как объявил он своими владениями многие земли франков.

О Людовике Седьмом, называемом также Людовиком Юным, Шимас знал немного, но уж о Мануиле Комнине, правителе Византийской империи — Восточной Римской империи, — вообще ни разу не слышал. Иосиф же объяснял юноше, какие события подготовили почву для ныне сложившегося положения и отчего люди ведут себя так, как ведут.