Грешки

Когда они вышли из ресторана, дождь почти прекратился. Лидия взяла Бернара под руку:

– Спасибо тебе за чудесный вечер.

– И тебе. Я тут подумал…

– О чем?

– Давай заедем на улицу Вернье.

– Зачем?

– Возьмем твою одежду…

– И что?

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Согласна?

– Да, если ты убежден, что кинозвезда и великий режиссер могут мирно сосуществовать.

– Могут. При условии, что кинозвезда будет подчиняться указаниям режиссера.

Съемки фильма шли по графику. На главные эпизоды отводилось восемь недель. В середине второй Лидия переехала к Бернару и сразу поняла, что мало быть просто звездой и любовницей. Она стала его домоправительницей, кухаркой и служанкой. Несколько раз в неделю Бернар, не предупредив ее, приводил ужинать человек десять гостей, и Лидия отправлялась в магазин за вином и провизией. Она готовила ужин, развлекала гостей, убирала после их ухода, а потом в постели страстно отдавалась Бернару.

Помимо всего прочего, она учила роль и вставала до рассвета, чтобы успеть загримироваться и подготовиться к моменту появления на съемочной площадке. Рабочий день продолжался тринадцать-четырнадцать часов. А потом ей частенько приходилось готовить ужин на десять – двенадцать персон на Кэ де Л'0рлож.

Лидия уставала до изнеможения, но не жаловалась: в свои двадцать лет она жила так, как не смела и мечтать.

В письмах к Джуно и Алексу Лидия с юмором рассказывала об оборотной стороне жизни французской кинозвезды, однако не вызывало сомнений, что даже это ей нравится.

Иногда Лидия и Бернар бурно ссорились и швыряли друг в друга все, что попадало под руку, пока один из них не остывал. Оба отличались неуравновешенностью и эгоистичностью. По молодости лет они были убеждены в том, что их судьба зависит от успеха этого фильма, и преувеличивали свою роль в достижении успеха. Лидия, страдая от своих комплексов, не замечала уязвимости Бернара. Он же нервничал и контролировал каждый шаг коллег и Лидии как на съемочной площадке, так и дома. Бернар не был деспотом, но, преследуемый страхом, хорохорился и вел себя непозволительным образом. Любя Лидию, он держал ее в напряжении, невыносимом для ее еще не окрепшего чувствами, сам того не желая, разрушал его.

Позолоченные бронзовые часы стояли на каминной доске в стиле Людовика XVI. Низкий китайский столик, инкрустированный яшмой, был окружен диванами и креслами, обитыми тонким французским шелком.

Лидия, схватив со стола статуэтку, швырнула ее в коренастого человека в бархатном пиджаке, но промахнулась. Статуэтка разбилась вдребезги.

– Стоп! – крикнул Бернар.

Рабочий собрал осколки фарфора и поставил на стол новую статуэтку. Бернар же потащил Лидию на балкон.

Кабели и осветительные приборы загромождали большую часть гостиной в сдвоенных апартаментах на авеню Клебер. Внизу, в отдалении, виднелись сады Трокадеро, а на другом берегу Сены – величественная Эйфелева башня.

– Ну? – начала Лидия. – В чем я провинилась на сей раз?

– Эта женщина выплеснула ярость, копившуюся в ней много месяцев. Он держал ее в заточении, лгал, относился как к игрушке. И вот гнев прорвался наружу.

Ты должна подыграть Роже.

– Подыграть? – возмутилась Лидия. – А как же я? Великий Роже Сен-Кир прибывает на съемочную площадку в похмелье, от него разит виски, он мечтает лишь о том, чтобы купить «алка-зельцер», а ты недоволен мной!

– Нельзя же предъявлять претензии ко всем, кроме себя! Ты обвиняешь актера, режиссера, парикмахера – кого угодно! Только одна ты не виновата ни в чем! Запомни, Лидия, ты еще не стала великой актрисой, но капризничаешь как примадонна. Роже Сен-Кир прославился, когда тебя еще на свете не было! Он настоящий профессионал, а ты играла лишь в школьных спектаклях, хотя в Йеле, возможно, и имела успех. Тебе еще учиться и учиться.

– Тебе тоже, Бернар, ведь это твой первый полнометражный фильм. Ты так заворожен Роже, этой померкшей звездой, что решил свалить вину на меня. Хватит, я сыта по горло! Не смей обращаться со мной, как с испорченным ребенком! Ты возомнил себя гением, но это вовсе не так!

– Ах ты чертовка! – Бернар влепил ей пощечину.

– Мерзавец! – От боли и гнева у Лидии брызнули слезы.

– Иди на место и повтори, черт возьми, эту сцену!

Неистовство, с каким она играла, привело в чувство даже Роже Сен-Кира. Он не выкладывался так уже лет десять. Едва эпизод отсняли, раздались аплодисменты.

Сен-Кир обнял Лидию.

– Браво! – воскликнул Бернар, бросаясь к ней и раскрывая объятия.

Лидия холодно взглянула на него:

– Ты негодяй! – Она повернулась и вышла из комнаты.