Греши и страдай (ЛП)

С прискорбной ухмылкой Килл переплел свои пальцы с моими.

— Пойдем. Думаю, пришло время познакомить тебя с Самсоном.

Глава двадцать шестая

Килл

Уоллстрит научил меня кое-чему бесценному.

Урок, о котором я никогда не задумывался. Клео была мертва, и я был совсем один. Я тонул в чувстве вины, терзался душевной болью. Я был слаб.

Но в глазах Уоллстрита я не был слабым. Я был идеален. Потому что без боли я не мог бы быть достаточно сильным, чтобы делать то, что он хотел от меня. Он сказал, что я был Армагеддоном, которого он ждал. И я должен был использовать свою боль, чтобы доставить счастье другим.

— Килл, восемнадцать лет

Иногда незнание было проще, чем знание.

Когда-то я был таким. Я был ребенком, верившим в справедливость и правду. Я был подростком, верил в единение и любовь. И я был мужчиной, лишенным всякой надежды из-за лжи.

Я был свидетелем того, на что готовы пойти другие люди ради власти. Я повзрослел.

Но, несмотря на то, что произошло, Клео смотрела на мир не так, как я. Она по-прежнему верила в справедливость, правду и любовь. В глубине души она все еще была доверчивой, и я завидовал ей.

Я завидовал ее принятию мира, погрязшего в обмане. Я хотел расслабиться. Просто перестать гнаться за этой необходимостью исправлять, настраивать и изменять.

Но я знал слишком много. Я копнул слишком глубоко и увидел то, чего не мог не заметить. Я должен был это сделать. У меня не было выбора.

Потому что, если бы я этого не сделал, кто бы сделал?

Дело не в том, что я хотел стать кем-то, кем не был. Дело не в том, что я хотел общественного признания или привилегий, которые сопутствовали моему будущему месту работы. Но я действительно хотел исправить свои ошибки — и это был мой путь к прощению.

Все это время Клео думала, что я все тот же помешанный на математике мальчик из «Кинжала с розой». Тот самый мальчик, которого предали самые дорогие и развратило заключение.

Правда, часть того мальчика выжила, но годы изменили меня, превратили в совершенно нового человека.

Сегодня вечером Клео увидит все. Она, наконец, узнает обо мне все. Она услышит, над чем я работал. К чему привели беззаконие, торговля, даже контрабанда людей.

Я был не просто человеком, жаждущим мести. Если бы это было так, я бы убил своего отца много лет назад.

Я был человеком с миссией. Миссией искоренить этот мир грязи. Покончить с теми, кто лжет, мошенничает и ворует.

Я не был линчевателем.

Я не был крестоносцем.

Но я был гражданином Соединенных Штатов и нес ответственность за то, чтобы нести правду.

К сожалению, у меня открылись глаза. Я видел насквозь чушь собачью и неправильное руководство, и все благодаря тому, как мой отец относился к своему президенту и коллегам. Он заставил меня увидеть. И отец дал мне понять, что он ничто по сравнению с людьми, находящимися у власти. Ложь была основой нашей страны. Люди принимали законопроекты без голосования, они отвергали доктрины и разрушали правила, которые могли остановить их правление.

Мой отец был ничем в моей схеме.

Мне нужен был не только он. Не только за Клубы, которые предали веру своих братьев.

Я охотился за гребаными главарями. Люди, которые, не задумываясь, разрушили жизни стольких людей и уничтожили целые поколения одной-единственной подписью.

Это было моей истинной целью.

И когда Клео узнает, что я никогда не смогу уйти от того, что обещал, ей придется выбирать.

Принять меня и терпеть мою одержимость равенством.

Или украсть единственное счастье, которое у меня было, и уйти.

Глава двадцать седьмая

Клео

«Я не помню».

Раньше это была такая легкомысленная фраза. Но теперь я словно выскребла свою душу и отдала ее, истекающую кровью и кричащую тому, кто спрашивал: Кто я такая? Что случилось? Кто это со мной сделал?

Я ненавидела эти три коротких слова. «Я не помню». Я ненавидела свой мозг за то, что держал меня в заложниках. Но больше всего я ненавидела эту пустоту. Воспоминания были моими врагами, обрекающими меня на одиночество.

— Клео, запись из дневника, шестнадцать лет