Гремящий порог

— Не волнуйся, мастер. На тот свет никто не торопится. Дистанцию сами сообразим. А ты сообрази, чтобы в перекур было где обогреться и чего перекусить без отрыва от производства.— Он весело подмигнул, от этого лицо его, заросшее до самых глаз густой черной щетиной, утратило свою суровость и сразу стало мальчишески задиристым.— Не в поселок же гонять. Работа срочная.

Николай побежал на бечевник. Там стоял видавший виды «газик» с фанерным коробчатым кузовом. Это была «персональная» машина Николая Звягина, выделенная ему по распоряжению Набатова. Николай было отказался, но Набатов сказал строго: «Не прибедняйся!» Хорошо еще, что шофер попался совсем молоденький, и Николай сразу стал с ним на равную, товарищескую ногу.

— Поезжай к Бирюкову,— сказал Звягин шоферу.— Пусть даст команду начальнику орса накормить бульдозеристов. Чтобы сюда приехал с буфетом.

— Порядок!—поддержал шофер.—Выдвинуть буфет на передовую. Это я мигом!

Он лихо включил мотор. Из-под машины выбросилось облако сизого вонючего дыма, и коробка «газика» затряслась, дребезжа врезанными в дверцы стеклами.

— Погоди,— остановил Николай шофера.— Еще не все. Привези дров.

— Дров? — опешил шофер и выглянул из кабины, чтобы удостовериться, не шутит ли новый начальник.— Сколько ж я привезу дров! — На его глазастом и курносом лице проступило явное недовольство.

— Сколько влезет в твой лимузин. Шофер захлопнул дверцу кабины и уехал. Бульдозеры, как огромные жуки, расползлись по ледяному полю. Две машины остались расчищать и расширять дорогу, остальные четыре крушили торосы на середине реки.

Николаю показалось, что они сгрудились очень кучно и к тому же подобрались слишком близко к буровым станкам.

Вечная история! Как дорвались до настоящей работы, никто не хочет соблюдать самых элементарных правил техники безопасности. И Николай побежал к бульдозерам.

Резкий гудок заставил его оглянуться. На дороге стояла синяя «Победа» Набатова. Гудок повторился. Очевидно, вызывали его. Пришлось повернуть обратно.

Набатов приехал вместе с Терентием Фомичом.

Николай коротко доложил. Набатов выслушал его не очень внимательно и ничего не сказал. Заметно было, что он чем-то озабочен, даже расстроен.

— Берут за горло! — сказал он Терентию Фомичу.

Старик пожал плечами с таким видом, что можно было понять: иного он и не ожидал.

— Сигнализировали,— сказал он с пренебрежительным равнодушием.

— Решаем так! — резко сказал Набатов.— Все графики сжать. Работы вести круглосуточно. Через неделю первый ряж должен быть опущен.

— Вас будет замещать Калиновский? — спросил Терентий Фомич.

— Первый ряж опущу сам.

— Понятно,— сказал Терентий Фомич, даже и не скрывая, как он доволен.

Николаю не все было ясно в их разговоре, но главное он понял: первый ряж надо опустить не на двадцатый день, как предусматривалось графиками, которые составили они с Терентием Фомичом и Бирюковым, а через неделю. Как это можно сделать, он не понимал, но раз Кузьма Сергеевич сказал, значит можно.

Вернулся «газик». Шофер поманил Николая Звягина в сторону:

— Все в порядке, Бирюкову сказал. Куда дрова?

— Разжигай костер,— распорядился Николай,— бульдозеристы придут греться.

Шоферу разжечь костер недолго: бензин под руками.

— Это что за цыганский табор? — спросил Набатов. Выслушал объяснения Звягина и сказал Терентию Фомичу: — Сегодня за ночь поставить обогревалку, оборудовать столовую с буфетом, подвести телефон.

— Я располагал сразу вынести на лсд псе хозяйство,— возразил Терентий Фомич.

— Потом перенесете. Важно, чтобы с первого дня все поняли, что работа начата всерьез. Позаботься, Терентий Фомич, чтобы к утру все было сделано.

— Будет сделано, Кузьма Сергеевич.

Бульдозеристы собрались к огоньку покурить. Николай сообщил, что скоро подвезут буфет. Решили подождать у огонька, чтобы второй раз не отрываться от работы.

Сухие поленья горели ярким, почти бездымным пламенем. Каждый норовил устроиться поближе у костра: кто опустился на колени, кто присел на корточки, а чернобородый парень, который попросил Николая позаботиться об огоньке, лег прямо на снег. Он был одет в добрую овчинную шубу, замасленную до блеска, и не боялся простуды, полагаясь не столько на свою шубу, сколько на таежное здоровье.

— Великая сила — огонь,— задумчиво произнес бульдозерист, сидевший на полешке возле Николая. Он был самый пожилой из всей бригады и, наверно, поэтому оделся потеплее. На нем была огромная мохнатая шапка с опущенными ушами, шея укутана толстым шерстяным шарфом. Лица почти не было видно, только большой костистый нос выглядывал, словно птенец из гнезда.— Великая сила — огонь,— повторил он, протягивая к костру темные от масла и металла руки.

— Энергия! — авторитетно сказал шофер «персональной» машины.

— При чем тут энергия? Что это тебе, электростанция?— оборвал шофера чернобородый парень и повернулся к огню другим боком.

— Володя правильно говорит,— поддержал своего шофера Николай Звягин.— Тепло от костра, электрический ток от турбины, механическая сила — это все различные виды энергии. Они могут превращаться одна в другую. Их можно, пересчитать, сопоставить.