Греховные уроки

Такое ощущение, что он буквально пытается уничтожить меня изнутри.

— Мне чертовски нравится, когда ты кричишь, — говорит он, наблюдая за мной, пока повторяет одно и то же движение снова и снова, наслаждаясь болью, которую причиняет. — Это делает меня таким охуенно твердым.

И все же, чем больше он трахает меня, тем менее болезненным это ощущается.

Пульсация между бедер становится почти невыносимой, и я протягиваю руку вниз, чтобы коснуться клитора.

Гаврил агрессивно отталкивает мою руку.

— Никто не прикасается к тебе, кроме меня.

Я сужаю глаза.

— Это смешно.

Он с силой хватает меня за запястья и поднимает их над головой, наклоняясь над качелями, в то время как его член остается глубоко внутри меня.

— Таковы правила. Ты кончишь, когда я захочу. Ты поняла?

Я должна ненавидеть его требовательность, но, похоже, это только подпитывает мою больную и извращенную потребность быть использованной им.

— Да.

— Что «да»?

— Да, сэр, — отвечаю я, добавляя в свой тон сарказм, поскольку он ведет себя как придурок.

Если он и замечает, то не ругает меня за это. Вместо этого он отпускает мои запястья и снова начинает двигаться. Каждое движение жестче и грубее предыдущего, как будто он проверяет, как далеко он может зайти и сколько выдержит мое тело. Если он ожидает, что я буду умолять его остановиться, то будет удивлен, потому что наслаждение не похоже ни на что, о чем я могла мечтать.

Такое чувство, что удовольствие вот-вот разорвет меня на части, когда я смотрю на мужчину, который двигается во мне. Предположение о том, что он монстр, никогда не было таким актуальным, когда он обнажает зубы.

— Всё еще не страшно, мисс Морроне? — спрашивает он, голос хриплый и грубый.

Я качаю головой.

— Нет, сэр.

Он рычит и проникает в меня еще глубже, чем я считаю возможным, а затем наклоняется и впивается зубами в мое плечо достаточно сильно, чтобы пустить кровь.

— А должно быть, — шепчет он мне на ухо. — Когда монстр чего-то жаждет, он берет это, несмотря ни на что, и этот монстр зависим от каждой твоей частички.

Я всхлипываю, боль и удовольствие становится невозможно различить — они совершенно неотличимы друг от друга. Должно быть, в моем мозгу что-то не так, поскольку я жажду боли, которую он мне доставляет, не меньше, чем удовольствия. Для меня это одно и то же.

— Твоя задница такая чертовски тугая, — рычит он, облизывая следы укуса на моем плече, пока остается неподвижным внутри меня.

Я содрогаюсь.

— Трахни меня, сэр, — умоляю я.

Он выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз своими потусторонними карими глазами.

— Попроси меня вежливо.

— Пожалуйста, трахни меня, сэр.

Он облизывает нижнюю губу.

— Назови меня хозяином, и, возможно, я подумаю об этом.

Я тяжело сглатываю.

— Пожалуйста, трахни меня жестко и грубо, хозяин.

Контроль в его глазах исчезает, он сильно хватает меня за бедра и вколачивается с неизмеримой жестокостью. Член входит быстро и сильно, как будто он пытается разорвать меня на части. Его головка находится так глубоко внутри меня, что кажется, будто я чувствую его у себя в животе, и мне это нравится. Мне нравится, насколько он груб, несмотря на то, что логическая часть моего мозга говорит мне, что это полный пиздец.

— Хорошая девочка, принимай мой член в свою девственную попку вот так, — ворчит он, глядя на меня сверху вниз со смесью благоговения и желания в глазах.

— Да, хозяин, — мурлычу я, страстно желая свести его с ума от потребности.

Его челюсть сжимается.

— Я хочу, чтобы ты кончила. Я хочу чувствовать, как сокращаются твои мышцы, когда ты переступаешь через край. — Его ноздри раздуваются. — Хочу, чтобы ты кончила, несмотря на то, что говорила мне, что не хочешь этого, потому что в глубине души тебе нравится, когда тебя берут против твоей воли.

Мои глаза закрываются, когда он вонзается в меня с большей силой, чем я считала возможным, а затем я чувствую его палец на своем клиторе.

Он доставляет необходимое удовольствие, и через несколько секунд я разворачиваюсь для него, как плохо упакованный подарок.

Мое тело бьется в спазмах, заставляя качели содрогаться, пока он продолжает трахать меня прямо через оргазм.

— Черт, о, черт, да, — кричу я, не в силах думать из-за эйфории, которая разливается по моим венам.

А затем поток жидкости из моей киски брызгает ему на рубашку, и если бы я не зашла так далеко, то думаю, умерла бы от смущения.

Гаврил только рычит и врезается в меня сильнее.

— Ты маленькая грязная болезависимая шлюха, — бормочет он, сильно сжимая зубы. — Мне нравится, что ты только что брызнула для меня.

Тогда он рычит громче и удерживает себя глубоко внутри меня, изливая семя в мою измученную задницу. Вена пульсирует у него на виске, он закрывает глаза, и входит в меня, выпуская всё до последней капли.

Когда он снова открывает глаза, они сияют триумфом.

— Теперь ты моя, Камилла. Я овладел каждой твоей гребаной дыркой, и тебе не сбежать от меня, как бы сильно ты ни старалась. — Его глаза сужаются. — Неважно, как быстро ты бегаешь.