Грехи отцов. Том 2

— Боже, повтори это еще раз. — Чайник начал закипать. Я нащупал ее руку и взял ее.

— Я часто думаю, что секс подобен деньгам, — сказала Вики. — Когда он есть, ты не думаешь о нем, но когда его нет, ты только о нем и думаешь.

Я крепко сжал ее руку и остановил свой взгляд на чайнике.

— Что могут такие, как ты, знать о том, что такое нет денег!

— Какое оскорбительное замечание! Ты думаешь, что я совсем безмозглая и начисто лишена воображения? Ты думаешь, я никогда не интересовалась тем, что значит жить в нищете, питаться рисом, иметь на иждивении кучу малолетних детей, рождаемость которых нельзя контролировать?

— Между прочим…

— Да, мне было интересно, когда ты об этом спросишь. Я приняла небольшую розовую пилюлю. Без суеты, без неприятностей, без ошибок. Себастьян, без сомнения, назвал бы это конечным продуктом нашего искусственного общества.

— А как ты это называешь?

— Освобождением.

Мы пили кофе в гостиной. Она выбрала тахту, а я сидел напротив нее в кресле, но через некоторое время, когда мы поняли, что так сидеть не очень удобно, мы сели рядом на полу спинами к стене и взялись за руки.

— Что делал я в постели такого, что никто другой не делал? — спросил я, наконец, с любопытством.

— Я не думаю, что ты делал что-то особенное. О, Боже, извини меня! Это не комплимент! Конечно, ты был великолепен. Это бесспорно, но что я по-настоящему ценила…

— Это анонимность, да? Секрет заключается в том, что я думал, что был с кем-то другим, но не с тобой. Я освободил тебя от тебя самой.

— Да. Точно. А позже…

— Ты утвердилась как новая личность и не чувствовала себя более узницей.

— …позже, — поправила меня Вики твердо, — я поняла, что ты был самым сексуальным мужчиной, которого я когда-либо встречала.

— Я польщен! Но, пожалуйста, не думай, что ты должна меня успокаивать комплиментами.

— А я и не делаю этого. Однако поскольку мы так откровенны друг с другом…

— Боже, конечно. Это намного большее утешение, чем ты могла бы вообразить.

— Ты был бы удивлен тем, что я могу себе вообразить. Я знаю все о том, что такое быть сдержанной, не иметь возможности что-либо кому-либо рассказать!

Я поцеловал ее.

— Не хочешь ли ты пойти сейчас в постель? — спросила Вики.

— Да, очень хочу. Но я все еще так потрясен, что, вероятно, от меня не следует ожидать ничего хорошего.

— Ладно, мы не будем ничего делать, да? Мы не циркачи. Никто этого не увидит, поэтому нам не на кого производить впечатление.

— Боже мой, какая ты чудесная женщина! — сказал я и понес ее в спальню.

— Я не могу понять, о чем ты беспокоишься, — сказала она потом, когда я зажег ей сигарету.

— Я и сам не могу. — Я пошел в кухню и принес еще две бутылки кока-колы.

— Скотт.

— Угу!

— Если этот вопрос огорчит тебя, не отвечай на него, однако прилагал ли мой отец усилия, чтобы заставить тебя отвернуться от твоего отца? Я думаю, это не просто несколько небрежных замечаний, произнесенных иногда, не так ли? Это изнурительное обдуманное промывание мозгов, да?

— Конечно.

— Как ужасно. И как коварно. Ты не обманываешь себя, когда говоришь, что в настоящее время он тебе безразличен? Уверена, ты должен испытывать отвращение и ненависть к нему!

— Ты не можешь ежедневно испытывать сильные эмоции, Вики. Чтобы выжить, ты должна от них отгородиться. Кроме того, маловероятно, чтобы Корнелиус преднамеренно выставлял себя коварным. Зная это, я могу сказать, что более вероятно, что он обманывал себя, веря, что действует с самыми чистыми намерениями.

— Но это делает его еще более отталкивающим! Как ты мог работать в его банке день за днем и позволять ему обращаться с собой как с приемным сыном?

— Но я для этого ничего не делал, — сказал я. — Я просто оставался дома. А другой, по имени Скотт, шел в банк и имел дело с Корнелиусом.

Она зажгла свет. Мы лежали очень близко друг к другу на моей узкой односпальной кровати, и я почувствовал, как она задрожала и все ее тело стало твердым в моих руках.

— Извини, — сказал я. — Я ошибся. Теперь ты думаешь, что я сошел с ума.

— Нет. Я просто боюсь подумать, в каком напряжении ты, должно быть, живешь.

— Разве ты не видишь? Скотт давал мне возможность избегать стрессов, Скотт помогал мне отгородиться от всех сильных эмоций, с которыми я не мог жить постоянно!

— А ты мне вчера сказал, — сказала Вики, — что Скотт умер.

— Да, он должен был умереть. Иначе в жизни Скотта не было бы места для тебя. Я должен был выбрать между вами, и я выбрал тебя.

— Понимаю. Да. И могу я спросить, как ты собираешься управиться без него?

— Я проживу. В конце концов, у меня есть ты. И все будет хорошо.

— Замечательно. А как насчет моего отца? Получил ли он известие о смерти Скотта?

— Ты смеешься надо мной!

— Уверяю тебя, не смеюсь. Тут не до смеха, правда?

Я успокоился.

— Да, твой отец знает.

— Он был неприятно удивлен?

— Да. Он только что освободился от Себастьяна и внезапно понял, что заперт в одной клетке с тигром.

— Расскажи мне, что случилось. Все, все. Я хочу знать.

Я начал говорить, Вики выкурила еще одну сигарету. В конце концов она сказала:

— Бедный Себастьян.

— С ним будет все хорошо. Он легко найдет другую лучшую работу.