Грехи отцов. Том 2

— Нетрудно угадать побуждения Себастьяна, Корнелиус, его мотивы ясны как день! Он знал, что ты никогда не отзовешь его из Европы, так что он подстроил, чтобы у тебя не было выбора и тебе пришлось бы его вызвать назад, а как только он приехал назад, он использует влияние своей матери на тебя, чтобы получить все, что он хочет здесь в банке на Уиллоу- и Уолл-стрит. А как только он получит то, что хочет, Корнелиус, думаешь ли ты, что он хотя бы пальцем пошевелит, чтобы помочь твоим внукам, которых он всегда ненавидел? И неужели ты на самом деле думаешь, что он сохранит за банком имя Ван Зейла в честь человека, которого он всегда втайне не любил? Вот за кем ты должен наблюдать, Корнелиус! Это только он виноват во всех неприятностях! Я всегда образцово вел себя в Нью-Йорке, а можешь ли ты это сказать о его недавнем поведении в Лондоне?

— Ладно, ладно, ладно, — сказал Корнелиус. — Прекрасно сказано, очень впечатляет, я понял твою мысль. Теперь давайте успокоимся, мальчики, и обсудим все разумно. Мне не интересно наблюдать за вашей перебранкой. Себастьян, что это за чепуха о том, что ты сам подстроил свой вызов из Европы? Вспомни, ты же сам решил в 1960 году ехать на работу в Лондон, и твоя мать очень плохо приняла твое решение. Если ты бы хотел вернуться в Нью-Йорк, тебе нужно было бы только попросить.

— Проклятый лицемер! — заорал Себастьян с такой силой, что Корнелиус отпрянул. — Возможно, это было до некоторой степени мое решение уехать в Лондон, но ты был в восторге — тебе не терпелось от меня отделаться! И ты хотел от меня отделаться не потому, что ты думал — как всегда попадая впросак, когда речь заходила о Вики, — что я испортил жизнь твоей дочери! Ты хотел меня убрать с дороги, потому что мое отсутствие означало, что все мамино внимание достанется тебе, Господи! Только подумать, что у тебя хватило хладнокровия спокойно смотреть, как этот подонок обвиняет меня в ревности! Ты ревновал меня к тому, какое место я занимал в маминой жизни, всегда, сколько я могу вспомнить! Корнелиус направился к складной двери.

— Дискуссия окончена. Я не могу тратить время на выслушивание истерики.

— Это не истерика, Корнелиус, — это называется говорить правду в глаза! Хорошо, давай я заставлю тебя раскрыть карты. Отправь меня снова в Лондон! Если все, что я должен сделать — это попросить, хорошо, я попрошу. Но я скажу тебе одну вещь: если я вернусь, он должен будет уехать. Может, тебе нравится сидеть и смотреть, как он забирает себе банк и трахает твою дочь…

Корнелиус просто сказал:

— Ты уволен, — и войдя в основную часть своего кабинета он раскрыл стеклянную дверь и вошел во внутренний двор, не оглянувшись назад.

Мы молчали. Мы оба онемели. Там за дверью во внутренний двор Корнелиус достал пакет с птичьим кормом и кормил пару голубей.

Наконец Себастьян сдвинулся с места, неловко натолкнувшись на письменный стол и с размаху стукнул по стеклянной двери.

— Ты сошел с ума! Ты не можешь это сделать! Ты просто этого не можешь сделать!

— Я старший партнер этого банка и имею абсолютную власть нанимать и увольнять служащих по своему усмотрению, и никто, даже любимый сын моей жены, не может указывать мне, как управлять моей фирмой. — Корнелиус снова положил пакет с кормом в декоративную вазу, отряхнул руки и шагнул обратно в комнату.

Себастьян последовал за ним. Я все еще стоял неподвижно.

— Убирайтесь отсюда, пожалуйста, — сказал Корнелиус, садясь за свой стол и шурша пачкой бумаги. — Я сомневаюсь, что вы сможете добавить что-нибудь полезное к разговору.

— А Скотт — что со Скоттом?

— Скотт тебя не касается, больше уже не касается.

— Но…

Корнелиус поднялся на ноги так стремительно, что Себастьян попятился. Затем, наклонившись вперед и опершись на обе руки о стол, он сказал самым своим звонким голосом:

— Этот разговор, так же как твоя карьера в банке Ван Зейла, полностью закончены. Понял? Все кончено. Конец. Мне больше нечего сказать.

Себастьян жутко побледнел. Не говоря ни слова, он поковылял к двери, но, прежде чем уйти из комнаты, он повернулся назад.

— Я надеюсь, что он доведет тебя до могилы! — сказал он дрожащим голосом. — Но если ты даже останешься в живых, не приползай ко мне за помощью, чтобы забрать обратно дело твоей жизни — только если ты предложишь мне должность старшего партнера, а сам уйдешь в отставку!

Дверь с грохотом закрылась. Корнелиус сел, ослабил узел галстука и взял таблетку из маленькой золотой коробочки. Я ждал. Наконец он посмотрел на меня. Это был далекий, пустой, холодный взгляд.

— И, значит, — сказал он, — переходим к тебе. Можешь привести мне хоть одну вескую причину, почему я не должен сейчас уволить тебя вместе с Себастьяном, чего ты так очевидно и заслуживаешь?

— Ты очень сильно опоздал, — сказал я. — Ты меня увольняешь, я встаю и иду всего несколько метров к Рейшману и забираю с собой всех самых важных твоих клиентов. Джейк уже предложил мне должность президента новой корпорации Рейшмана. Я теперь в состоянии ободрать тебя, как липку, и не забудь это.