Грехи отцов отпустят дети

– И мы ему с мамой сколько раз твердили: найди ты их все-таки. Может, они в помощи нуждаются. Тем более он, в общем, не крез, но человек не самый бедный. А отец – нет, нет, ни в какую. «Она, – говорил, имея в виду свою бывшую, жену первую, – стерва и гадина. Столько мне крови попортила, так со мной обращалась – видеть ее не могу и слышать ничего о ней». Мать моя ему внушала: «Павел (Павел Петрович отца звали), не по-божески это. И ребенок твой ни в чем не виноват. Надо ему помогать». А он – наотрез. И вот так – до самой до своей смерти.

А вот теперь – богу душу отдал, – мой взор наполнился и заблистал послушною слезой. – Но перед кончиной – а умирал, слава богу, легко – покаялся. Сказал: «Не прав я был с бывшей своей. И с сыночком, что от нее. Надо бы найти их, исправить несправедливость». И вот теперь я волю его исполняю. Ищу.

– А тебе-то зачем? – полюбопытствовала дама.

– Хочу, как отец завещал на смертном одре, чем-то с братцем сводным поделиться.

– Так ведь если ты его НЕ найдешь, тебе же лучше, – испытующе произнесла дама. – Больше ж достанется.

– Да что вы! – со всей искренностью произнесла я. – Бог ведь все видит! Он рассудит.

– Ладно. Что искать-то будем?

Я мысленно возликовала. Дама вовлеклась настолько, что вознамерилась помочь.

– Для начала – запись о заключении брака.

– Как твоего отца, говоришь, звали?

– Кирсанов Павел Петрович, шестьдесят восьмого года рождения. А кто невеста, я не знаю даже приблизительно. И когда дело было. Но искать надо, начиная года с восемьдесят шестого, с его восемнадцатилетия, он молодой был да ранний.

– Ладно, жди.

– А чтобы вам слаще искалось, вот вам к чаю, – я протянула в окошко небольшую, но роскошную коробочку конфет.

– Ой, да что вы, не надо.

– Берите-берите.

Думаю, если б не моя жалостливая история, а, напротив, я прямо в лоб стала бы у служительницы о Кирсанове выспрашивать, не пятьюстами за коробку дело бы обошлось, а многими тысячами.

Еще одно доказательство, что креативность в нашем деле (да и по жизни вообще) важнее, чем тугая мошна.

Через десять минут поисков дама выдала результат: Кирсанов Павел Петрович заключил брак в здешнем, Первом московском («Пушкинском»), загсе восемнадцатого июля одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года с гражданкой Ростиславлевой Юлией Валерьевной, 1969 года рождения, прописанной по адресу: Москва, переулок Урицкого, дом семь, квартира сорок два. После свадьбы Ростиславлевой присвоена фамилия Кирсанова.

– Спасибо! Спасибо вам большое! – чуть не со слезами на глазах возблагодарила я.

– А дальше ты в паспортном столе, по месту прописки жены, братика своего ищи, – напутствовала меня служительница.

* * *

Я вернулась к своей машине. Мне представился восемьдесят седьмой год, начало перестройки, и два милых юных существа, ему – девятнадцать, ей – восемнадцать, принадлежащих к высшим кругам советского общества, заключают здесь брак. Пьют шампусик на крыльце, а потом едут на «Чайках» в «Славянский базар». Впрочем, нет, шампань на крыльце – это вряд ли; как раз шла горбачевская антиалкогольная кампания, и они, дети тогдашней элиты, обязаны были пример верноподданничества подавать…

И вот минуло тридцать лет – и нет ни Советского Союза, ни автомобилей «Чайка» и «Волга», ни тогдашней элиты, и позабыта антиалкогольная кампания, и мертв уже один из тех юных брачующихся… А что второй? Точнее, вторая?..

Я посмотрела по карте в телефоне столичный переулок Урицкого, где прописана была новобрачная Ростиславлева. Теперь такого названия не существовало, его заменило новое/старое имя Февральский. Я определила, какой райотдел тот район окормляет, и отправилась в тамошний МФЦ.

Там я изобразила сцену вторую из слезоточивой мелодрамы «Пропавший сводный братик» и наконец узнала и впрямь драматическую, если не трагическую историю. Она вставала за сухими строками жизнеописания:

В феврале 1991 года граждане Кирсанов Павел Петрович и Кирсанова (Ростиславлева) Юлия Валерьевна развелись.

31 марта 1993 года гражданка Кирсанова (Ростиславлева) Юлия Валерьевна скончалась в возрасте двадцати четырех лет.

В сентябре 1994 года за ней на небеса последовала ее мать, прописанная по тому же адресу.

Еще через три месяца отдал богу душу ее отец.

Я немедленно позвонила и доложила о своих изысканиях Пашке.

Надо заметить, что мой босс, с одной стороны, все мои достижения воспринимает как должное. (А раскрутить за полдня историю целой семьи, причем четвертьвековой давности – это ли не достижение!)

Но с другой, Пашка и на добрые слова в мой адрес не скупится.

Вот и сейчас бросил:

– Молодец, Римма Батьковна! Хорошая работа! И вот, слушай теперь: надо…

Я так и знала, что одним поиском данных тридцатилетней давности дело не ограничится.