Грехи наших отцов

В тот раз умерла бабушка Бёрье со стороны матери – рак желудка. В день похорон Бёрье и мать сели на утренний автобус до Эвертурнео.

Первый снег еще не выпал. Осень упорствовала, не сдавала рубежей, хотя луга давно были убраны, а картошка выкопана.

Сиденья в автобусе пахли пылью. Холодная морось за окном – как тысячи мелких серебристых иголок. Они проезжали знакомые места – развалины сталеплавильного завода в Кенгисе, небольшие фермы, бензозаправки ESSO. Дорога шла вдоль реки. Вода низкая. Вот-вот ударят морозы и ляжет лед.

Река течет от нищих к богачам. На севере берега круче. Почвы песчаные, с узкими полосками возделанной земли. Дома и сараи ниже, дворы меньше. Но по мере продвижения на юг побережье становится все более плоским, луга – бескрайними, дома – украшенными причудливой деревянной резьбой.

У матери три старших брата. Все они, как и бабушка с дедушкой, исповедуют лестадианскую веру в западном ее варианте.

Лестадианство делится на западное и восточное. «Западное хуже» – так формулируют различие между ними люди, не вдаваясь в богословские нюансы. Оно нетерпимо к суете мира. Поэтому в домах западных лестадианцев не увидишь ни цветов, ни гардин на окнах. Телевизоры и радио – тоже суета. Женщины носят длинные темные юбки и прячут волосы под платками, которые на праздники завязывают под подбородком. Мужчины не носят галстуков. Галстуки – это для тщеславных и беспечных. Зачем они тому, кто только и думает, что о жизни вечной?

На собраниях в церкви западные лестадианцы поют псалмы. У них высокие голоса, которые медленно выводят мелодии и почти всегда отстают от органиста. Проповеди бесконечны и очень серьезны.

Мать единственная в семье откололась от истинной веры. Она не ходит на церковные собрания, носит брюки и ничем не покрывает голову. У нее короткие волосы – какой грех! И зарабатывает она тем, что стрижет других женщин в салоне – грех вдвойне!

Когда Бёрье был маленький, жены маминых братьев иногда брали его на собрания в церковь. Это было ужасно. Мать до сих пор называет братьев «безгалстучные». Бёрье приходит в голову, что она никогда не рассказывает о своем детстве.

Он не хочет встречаться с мамиными братьями. Старший из них, Эркки, унаследовал лесо-земельное хозяйство, после того как пять лет назад умер дедушка Бёрье. С тех пор дядя Эркки стал в роду главным. Это признают все, у него нет необходимости напоминать.

Во время покоса вся семья, включая маму, берет отпуск и приезжает к нему на хутор помогать. Но Бёрье ни разу не слышал, чтобы дядя Эркки хоть кому-нибудь сказал «спасибо». Скорее наоборот, помощников и гостей держит за нахлебников. Бёрье видел, как дядя Эркки зашел на кухню в грязных ботинках, и одна из женщин, оказавшаяся проворнее остальных, тут же вытерла за ним пол.

Ест он тоже молча. Гости быстро работают ложками, потому что знают – когда дядя Эркки управится, остальные тоже должны быть готовы встать из-за стола и продолжать работу.

Средний брат Даниэль – преподаватель столярного ремесла. Он может выстругать модель быстроходного катера и вообще что угодно. И все время чем-то занят в своей мастерской.

Дядя Даниэль учит столярному ремеслу своих сыновей. Но не Бёрье, который стоит в стороне и глазеет, как девчонка, пока двоюродным братьям дозволяется поработать рубанком или лобзиком. В лучшем случае Бёрье доверяют самую несложную работу – типа вытащить гвоздь из старой доски и выпрямить его молотком.

Но самый ненавистный из маминых братьев – младший, дядя Хильдинг. Он живет в Кируне и работает на подъемнике на шахте. Кроме того, дядя Хильдинг – проповедник в лестадианской общине. У лестадианцев все проповедники – миряне, и не висят на шее у прихожан, как шведские священники.

Даже бабушка, когда была жива, боялась дядю Хильдинга и прятала перед его приходом все мирское и суетное. Вышитая скатерть заменялась простой. С подоконников убирались все статуэтки, шкатулочки и пеларгонии в горшочках. Картины снимались. На стенах оставались только свадебные фотографии. Коврики из магазина – грех; их бабушка заменяла на самодельные, тряпичные. Длинные шведские шторы – тоже суета и грех. Чтобы закрыть комнаты от любопытных взглядов прохожих, достаточно коротких занавесок на нижней половине окна.

У Бёрье много двоюродных братьев и сестер, потому что контроль над рождаемостью – страшный грех. У дяди Эркки семь детей, у Даниэля – восемь, у Хильдинга – пять и один на подходе. В семьях маминых братьев к родителям обращаются на «вы», а Бёрье всегда говорил «ты» своей маме.

Однажды мама купила ему гимнастический обруч. Они взяли его в автобус, когда ехали к дяде Хильдингу. На хуторе сам Бёрье и кузены с кузинами по очереди крутили этот обруч во дворе, пока из дома не вышел Хильдинг. Он быстро подошел к детям и так рванул обруч из рук маленькой девочки, что та упала и заплакала.

– Что ты виляешь задом, как проститутка?! – зарычал он.