Грехи матери

– Почему вы не поженились, когда она умерла? Я всегда задавалась этим вопросом.

Мэрибел впервые была так откровенна с дочерью. Оливии пришлось ждать своего семидесятилетия, чтобы задать матери вопросы, беспокоившие ее всю жизнь.

– Мы собирались, но Ансел хотел выдержать годичный траур по жене. Даже была назначена дата свадьбы. Он подарил мне кольцо, и мы считали себя помолвленными, хотя никому не говорили, даже тебе. А потом он умер, пережив жену лишь на семь месяцев. Вот мы и не поженились. Но я всё равно его любила.

Оливия сидела в задумчивости. Мать только что раскрыла ей свой секрет. Взглянув на руку Мэрибел, она увидела кольцо и поняла, откуда оно. Кольцо украшали три маленьких бриллианта. Ее мать носила его большую часть своей жизни. Перехватив взгляд Оливии, Мэрибел кивнула. Видно было, что она задумалась о мужчине, подарившем это украшение.

– Да, это оно. Я его никогда не снимаю.

– Я просто считала, что раз вы не поженились, значит, тебя устраивало положение вещей. А спросить мне никогда не хватало смелости.

– Конечно, оно меня не устраивало. В те времена быть любовницей женатого мужчины считалось неприличным, да и сейчас тоже. Но иногда не остается выбора. Если бы его брак не был чисто формальным, я бы на это не пошла, – но он был таковым. Его жена стала душевнобольной. Похоже, что у твоего друга подобная ситуация. Хотела бы я оказаться замужем за Анселом? Конечно. Но я принимала ситуацию такой, какой она была. Ты, возможно, тоже предпочла бы замужество?

Оливия покачала головой:

– Честно говоря, нет. По крайней мере мне так не кажется. Меня устраивает нынешнее положение дел. Скорее я предпочла бы, чтобы он не был женат. Я была в браке с Джо и думаю, теперь еще один брак мне не нужен.

– А мне в моем возрасте тем более, – рассмеялась Мэрибел, – хотя здесь самому старому жениху было девяносто шесть. Он женился на восьмидесятидвухлетней девчонке. Кажется, он прожил еще три года, но не сомневаюсь, что они были счастливы. А если бы они не поженились, это было бы аморально? Была ли я аморальной? Формально – да, как и ты. Но формальности – это не реальная жизнь. Жизнь – это люди, принимаемые ими решения и чувства, которые подсказывают, что они должны делать. Если никому не причиняется боль, я не против «аморальности».

Своими словами Мэрибел словно избавила дочь от сомнений.

– Я отношусь к этому так же, – с печалью произнесла Оливия, – но мой сын – нет. Он склонен драматизировать.

– Жизнь Филиппа была лишена тревог и забот. Ему пора повзрослеть и перестать тебя осуждать – его недовольство слишком затянулось. Наконец пора понять причины твоих поступков и принять твой роман. Было бы гораздо более безнравственно, если бы ты увела Питера из семьи. Для меня всегда главный критерий – страдает ли кто-то из-за тебя. У всех нас есть нравственные ориентиры, все мы идем на компромиссы, и здесь ответственность уже лежит на нас самих. Филиппу надо быть милосерднее. Он уверен, что не поступит так же, если окажется на твоем месте? Это жизнь. Мы все сердимся на родителей. Думаю, что ты какое-то время сердилась на меня из-за Ансела, а теперь, пожалуйста, – прошли годы, Джо не стало, и ты нашла мужчину, который делает тебя счастливой, но который женат. Чем это отличается от моей истории с Анселом?

– Раньше или позже мы повторяем поступки наших родителей, независимо от того, как сильно мы их критиковали, – все мы люди и подвержены слабостям. И это учит нас прощать и идти на компромиссы. Каждый из твоих детей неизбежно совершит какие-то из твоих ошибок. Это свойство человеческой натуры. Так кто они такие, чтобы строго тебя судить? Не зря же говорят: «Не приведи Господи самому оказаться в такой ситуации». Кто гарантирует, что Филипп в один прекрасный день не поступит так же? В жизни многое может случиться. Ты в шестьдесят совершила поступок, похожий на тот, что совершила я сорокалетняя. И возможно, когда-нибудь Филипп поймет, что ты не «безнравственный человек», а просто человек, и он тоже.

Слова матери приносили Оливии огромное облегчение. Она была согласна с каждым словом, но не могла выразить свои мысли так же четко, как Мэрибел с высоты своего возраста.

– Спасибо, мама, – воскликнула она, наклонившись и поцеловав ее. – Я рада, что мы поговорили.

Оливия считала, что мать не придавала значения официальному статусу и являлась сторонницей свободных отношений, но оказалось, что она была обручена и вышла бы замуж, если бы не смерть возлюбленного. Она была привержена традиционным ценностям, но старалась примирить идеал и реалии, что не всегда легко сделать.