Грехи и мифы Патриарших прудов

Здесь во многих квартирах сохранились знаменитые двустворчатые входные двери. Двери Сусанны были белыми.

Катя нажала кнопку звонка.

Динь-дон.

Она знала, что ее разглядывают на экране домашнего монитора. Сусанна была вправе не пускать ее.

Но дверь открылась.

Рыжеволосая женщина стояла на пороге. Она была босая и в костюме для занятий йогой из серой фланели.

— Вы зачем пришли? — резко спросила она. — Что, моя очередь настала? Теперь менты пришли за мной? Что я сделала? Какую статью мне пришьете?

— Я пришла с вами поговорить, — ответила Катя.

— О чем мы можем говорить? Уходите.

— Чудовищные обстоятельства убийств, — сказала Катя. — Там, в Дятловке.

— Я не знаю, о чем вы. Убирайтесь, — Сусанна попыталась захлопнуть дверь.

Но Катя удержала дверь рукой.

— Пелопея была в этом доме. Ее парень убит. Я повторяю: обстоятельства его смерти чудовищны. И его мать тоже убита.

— Я ничего не знаю ни про какие убийства.

— Но там много нестыковок, — настойчиво продолжала Катя. — Там многое непонятно. Не сходится. Моего шефа и моего напарника потрясло то, что они увидели в доме. Они считают, что это она. Что она притворяется — сейчас и тогда. Что ее амнезия — это симуляция.

— Не верить людям — ваш главный метод. Когда нет доказательств, просто повесить все или на того, на кого удобно, или на кого укажут.

— Ошибаться могут все. Вы полгода жили бок о бок с потенциальной убийцей. С вашей домработницей Лихотиной. Вы забыли, что она сделала с дочерью вашей лучшей подруги?

— Я понятия не имела о ее прошлом. Регина мне никогда не рассказывала ни о своей юности, ни о конкурсе красоты, ни об этой бабе чокнутой. Что вы меня обвиняете, когда она сама десятки раз бывала здесь, разговаривала со Светкой? Она даже ее не узнала!

— Я не обвиняю вас. Я говорю, что ошибаться могут все. И мне кажется, мои коллеги с Пелопеей ошиблись. Я не знаю, в чем тут дело, я просто чувствую: что-то до сих пор от нас скрыто. Мы чего-то не знаем, может быть, самого главного в этом деле. Основного.

— Вы пытаетесь меня расколоть? Вызвать на откровенность? — Сусанна прищурилась.

— Нет. Я прошу вас мне помочь. Мне показалось, что, когда вы кричали там, на улице, вы сами пытались предостеречь нас от крупной ошибки. Непоправимой ошибки. Вы не хотели, чтобы Пелопея страдала. Но поймите, ее сейчас считают виновной в таких вещах, от которых стынет кровь в жилах.

Сусанна смотрела на нее, а потом шире распахнула дверь.

— Черт с вами, входите. Поговорим.

Она указала Кате куда-то в глубь огромной, прекрасно обставленной квартиры, где все свидетельствовало о вкусе, утонченности и богатстве хозяйки.

Катя миновала холл — отсюда двери уводили в гостиную и кухню. Рядом с кухней располагалась большая ванная, отделанная мрамором. Дверь ее была распахнута. Там царил полумрак и горели свечи. В воздухе квартиры стоял терпкий, пряный аромат благовоний.

Сусанна указала на просторный зал. Это была ее мастерская — богемный хаос и беспорядок.

— Садитесь, — хозяйка кивнула на диван, заваленный яркими подушками.

Она взяла из фарфоровой коробочки длинную ментоловую сигарету и закурила.

— Я ни про какие убийства ничего не знаю, — повторила Сусанна.

— Вы встречали парня Пелопеи по имени Артем? Старше ее, красивый мужчина. Он работал охранником в клубе.

— Нет.

— А ваша домработница Лихотина их вместе видела, и не однажды…

— Так и допрашивайте ее. Чего вы ко мне заявились на ночь глядя?

— Мне показалось, что, когда вы кричали на меня на улице, вы пытались мне что-то сказать. Нечто большее, чем оскорбления.

— Вам так показалось? — Сусанна выпустила из ноздрей дым. — И вы не обиделись на мои вопли? Вопли и ругань — это признак отчаяния. Вы не обидчивы? У вас толстая шкура полицейского? А вы такая молодая.

— Я не находила себе места всю обратную дорогу. И решила вернуться к вам. Я хочу услышать, что вы пытались мне сказать.

— Это не имеет никакого отношения ни к каким убийствам. Я про убийства вообще ничего не знаю. И я не это совсем имела в виду.

— А что вы имели в виду? Вы крикнули, что Пелопея пережила очень много, и так уже наказана сверх меры. Я так понимаю — своим увечьем, той страшной аварией. Вы сказали мне — там была и какая-то другая сторона. И что эта сторона тоже виновна. И что они все это преодолели — их семья.

— Я повторяю — это к убийствам не имеет отношения. Я говорила о другом.

— О чем?

— О чисто внутрисемейном деле. Неприятном. Если хотите — драме. Возможно, даже трагедии.

— Вы сказали, это случилось не сейчас и не тогда, а задолго до пропажи Пелопеи.

— Да, это выплыло на поверхность зимой. В новогодние праздники. Но Регина не одобрит, что я распространяюсь о ее семейных делах.

— Вы же хотите помочь — не нам, чертовой полиции, а ей — вашей подруге и ее дочери? Расскажите мне.

— Трагедия помочь не может. Там все было очень скверно в какой-то момент. Но они преодолели и это. Справились.

— Вы ведь не развод Регины с мужем имеете в виду? И не роман Платона с юной Феодорой, подругой Пелопеи? Это, как вы выражаетесь, выплыло гораздо позднее. А что выплыло тогда, в Новый год?