Грех во спасение

И тут же она увидела две фигуры, князя и княгини, пересекающие мост. Она открыла дверцу экипажа, соскочила с подножки и, не разбирая дороги, бросилась навстречу Гагариновым. Алексей, прихрамывая на раненую ногу, едва поспевал за ней.

Зинаида Львовна увидела бегущую навстречу девушку и остановилась на середине моста:

– Машенька, дорогая, я видела Митю.

Она заплакала, и Владимир Илларионович страдальчески сморщился:

– Дорогая, ты же дала слово и Мите, и мне, что больше не будешь плакать! Наш сын жив-здоров, и не стоит его оплакивать, как покойника. И в Сибири люди живут. Говорят, там порядки свободнее и климат несравнимо здоровее, чем в Петербурге.

– Но это так далеко! – Княгиня в последний раз всхлипнула и вытерла глаза платком. – И вряд ли мы увидимся с ним когда-нибудь!

– Ну, это ты зря, голубушка! Как только узнаем, куда Митю направили, тут же его навестим.

– Ты это говоришь, чтобы успокоить меня. Знаешь ведь, что я не выдержу такую долгую дорогу.

– И все равно не стоит отчаиваться, Зинаида Львовна. – Барон ласково посмотрел на нее и улыбнулся. – Я обещаю вам, что навещу Митю обязательно, как только представится случай. И думаю, Мария Александровна не откажется сопровождать меня?

Он повернулся к Маше и заметил ее взгляд, устремленный на крепость. Девушка, сжав кулаки, с ненавистью смотрела на угрюмые каменные бастионы, на взметнувшийся к небу шпиль собора и что-то едва слышно шептала. Князь окликнул ее, но Маша словно не слышала его. И Владимир Илларионович вынужден был обнять ее за плечи и слегка встряхнуть:

– Пойдем, милая! Мите мы уже ничем не поможем! – Он повернулся к Алексею: – Ваш приятель унтер-офицер, Алеша, пообещал нас известить, когда Митю отправят по этапу. По его словам, это можно ожидать в любое время: и сегодняшней ночью, и всю последующую неделю. Слава богу, у нас приняли медвежью шубу для него и теплые одеяла. Плац-майор сказал мне, что величайшим распоряжением Мите и еще нескольким арестантам позволено ехать в кибитках, исключительно за их прежние заслуги перед Отечеством, остальные же пойдут пешком весь путь до Иркутска. А там всех, кто доберется до места, распределят по рудникам. И дай бог, чтобы Митя не попал на свинцовые рудники...

– Владимир! – вскрикнула княгиня и вновь залилась слезами.

– Молчу, молчу, голубушка!

Князь обнял жену за плечи и повел к экипажу. А барон осторожно дотронулся до Машиной руки:

– Машенька, не стоит убивать себя! Этим вы Мите не поможете!

Девушка повернула к нему лицо и с недоумением посмотрела на него, потом вдруг схватила его за плечо и несколько раз сильно встряхнула:

– Алеша, ну почему это все случилось именно с Митей? За что ему такое наказание? Я сердцем чувствую, что он не виноват, но отчего он посчитал нужным не говорить о причинах своего нападения на князя Василия?

– Милая моя, – Алексей снял перчатку и, коснувшись кончиками пальцев ее щеки, смахнул с нее одинокую слезинку, – не мучайте себя этими вопросами. Каждый из нас задает их себе ежедневно и не находит ответа. Его знает один Митя, и если он даже родителям не объяснил мотивы своего поступка, значит, это не только его тайна. И я склонен, как и вы, подозревать одного-единственного человека, ради которого он готов пожертвовать даже своей жизнью.

– Я найду эту дрянь и заставлю ее сказать всю правду. – Маша стиснула зубы, а глаза ее полыхнули вдруг такой яростью, что барон на секунду усомнился – его ли невеста перед ним? Стеснительная, порой даже робкая девушка на его глазах превращалась в тигрицу, и он вдруг понял, что окончательно потерял ее. Почувствовал сердцем, что Маша больше не принадлежит ему. У нее появилась цель, пока не совсем ясная даже для нее самой, но, бесспорно, связанная с Митей...

Алексей не сказал ей больше ни слова, он был уверен, что слова теперь бесполезны. Просто взял Машу под руку и осторожно повел ее к карете. Девушка шла как слепая и несколько раз чуть не упала, споткнувшись о булыжники. Рука ее слегка подрагивала. Маша так и не посмотрела в его сторону, а Алексей шел рядом и с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться, как мальчишка. Все его мечты о счастье и любви с этой замечательной девушкой рухнули навсегда. С какой великой радостью он пожертвовал бы сейчас и состоянием, и даже назначением на «Рюрик», лишь бы вернуть тот лучший день в своей жизни, когда Маша согласилась стать его женой. Но барон был здравомыслящим человеком и знал, что опоздал и все попытки удержать невесту возле себя уже бесполезны. Мария Резванова определила свое будущее, но места Алексею фон Кальвицу в нем уже не было!

* * *