Грех во спасение

– Разрешите, ваше сиятельство, задать несколько вопросов. С чего бы это Государь вздумал интересоваться моей скромной персоной? И неужели это он приказал заковать меня в цепи и избивать плетью? Возможно, ради моего блага, чтобы не вздумала отказаться от столь лестного предложения? И позволительно ли будет торговаться с вашим сиятельством на предмет уменьшения сроков наказания для моего бывшего супруга, если я надумаю развестись с ним?

– Вы, ma ch?re, умная женщина! – Граф кисло улыбнулся. – И почти уловили суть моих предложений. Но торопливость вас погубит, поверьте моему опыту. Не гоните коней и, будьте добры, выслушайте меня до конца. Вы будете восстановлены во всех правах и впредь, несмотря на развод, станете именоваться княгиней Гагариновой, впрочем, до определенного момента, пока опять не выйдете замуж и не обретете титул своего нового супруга.

– Надеюсь, вам уже известно, кто станет этим счастливцем? – Маша произнесла эту фразу совершенно спокойно, но знал бы Лобанов, чего ей это стоило!

– Об этом чуть позже. – Граф отвел взгляд в сторону. – А теперь я желал бы выслушать ваш ответ.

– Я искренне благодарна Государю за беспокойство о моей судьбе, но как же быть с обвинениями, предъявленными мне и Мите? Неужели допустимо забыть обо всем и даже простить столь опасных преступников? Или это уже не так существенно, если Его Величество по неизвестной для меня причине решил вмешаться в нашу жизнь? Мне до сих пор непонятно, чем вызван столь неожиданный интерес императора. И прошу пояснить, на каком основании я должна отказаться от мужа? Неужели это единственный способ спасти его от каторги?

– Честно сказать, лично меня как раз менее всего беспокоит спасение вашего Мити от каторги. – Граф в упор посмотрел на нее и недовольно скривился. – Учтите, ваша чрезмерная дотошность и тем более упрямство могут помешать положительному решению этого вопроса. Не забывайте, против вас и особенно против вашего супруга выдвинуты серьезные обвинения. Я не хочу никого пугать, но Дмитрию за подобные подвиги грозит вечное заточение в Петропавловской крепости или Шлиссельбурге, если не казнь через повешение, но это уж как будет угодно Верховному Уголовному суду. Ведь он, насколько нам известно, готовил еще один побег. Нет, нет, не свой! – махнул он рукой, заметив, что Маша пытается ему возразить. – Этим занимались вы, ma bonne! А ваш драгоценный супруг втайне от вас подкупил двух казаков из конвойной команды, которые должны были содействовать побегу его приятеля, Иоанна Спешневича, опасного государственного преступника. К сожалению, попытка взять поляка под стражу привела чуть ли не к бунту каторжных, и солдаты вынуждены были стрелять...

– Господи! – Маша почувствовала, что ей не хватает дыхания. – Что с ними?

– Дмитрий ранен в плечо, но не серьезно, так, небольшая царапина, – поспешно заверил ее граф, заметив, что она побледнела от испуга, – а вот Спешневичу уже ничем не поможешь, – граф пожал плечами. – Отбила ляху охотку бегать солдатская пуля.

Девушка закрыла лицо ладонями, не в силах справиться с потрясением. Неужели нет больше в живых белокурого красавца Янека? И никогда теперь ему не спеть своих трогающих душу старинных польских песен!.. Замолк навеки верный и отважный Машин защитник, и некому будет отныне кричать ей сквозь щель в ограде: «Эй, прекрасная паненка, не по мне ли страдает ваше бедное сердечко?» – весело шутить над своими товарищами и делать берестяные свистульки для местных ребятишек...

Холодные пальцы коснулись ее шеи, и Маша отпрянула к войлочной стене подальше от человека, которого ненавидела сейчас более, чем кого-либо на свете.

– Не смейте прикасаться ко мне! – прошептала она с негодованием. – Вы – грязный и подлый убийца!

Лобанов руку убрал, но вдруг ухватил Машу за плечи и рывком притянул к себе. Его губы приблизились к ее лицу, и он, задыхаясь, прошептал:

– Учтите, за этого грязного и подлого убийцу вы со временем выйдете замуж, если не желаете, чтобы Государь отвернулся от вас, и ежели хотите лучшей доли для вашего ненаглядного Мити.

– Вы с ума сошли! – Маша с трудом справилась со смятением, и только слегка дрогнувший голос выдал, что она испытала несомненное потрясение от заявления графа. – Зачем я вам понадобилась? – спросила она едва слышно и опустила глаза.

Граф так же неожиданно отодвинулся от нее и окинул взглядом съежившуюся под одеялом женскую фигурку: