Грех во спасение

– Что ж, вы весьма любезны! – усмехнулся граф и приказал Цэдену: – Сегодня ни пить, ни есть ей не давать! Возможно, поутру да на голодный желудок головка нашей строптивой prisonni?re[50] прояснится, и она станет более деликатной и уступчивой в некоторых вопросах.

– Но, вероятно, ее следует перевязать? – справился бурят, несказанно удивив Машу подобной заботой.

– На мой взгляд, ротмистр, общение с этой дамой сделало вас излишне сентиментальным. Боюсь, это станет предметом разбирательства у генерал-губернатора. К тому же вы едва не упустили ее сегодня. – Голос графа самым непозволительным образом скользнул вверх и выдал его с головой. Он только пытался казаться спокойным, на самом же деле с трудом сдерживал гнев. – А я вас предупреждал, что с этой девицей нужно держать ухо востро. Вы меня не послушали, и хорошо, если в Иркутске сочтут это не должностным преступлением, а элементарным головотяпством. Но и в этом случае ходить вам в ротмистрах еще лет пять, не меньше, это я вам определенно обещаю! А сейчас, прежде чем отправиться к себе, проверьте особо тщательно караулы. И если снова что-нибудь случится, пеняйте на себя! – Последнюю фразу граф опять почти выкрикнул, подтвердив догадку Маши, что он вне себя от злости.

– Слушаюсь! – угрюмо произнес бурят и, видимо, вышел из юрты. Маша по-прежнему лежала неподвижно, уткнувшись головой в подушку, демонстрируя полнейшее безразличие к происходящему.

– За кого бы вы меня ни принимали, ma ch?re, – Лобанов преувеличенно громко вздохнул и скрипнул стулом, очевидно присаживаясь рядом с ней, – но в одном вы не правы. Я все-таки пожалел вас и не посадил в клетку, как вашего супруга. Признайтесь, в юрте несоизмеримо теплее, чем снаружи, особенно когда ветер свищет да дождь поливает...

Маша резко повернулась на бок, чуть не вывихнув себе предплечье, но только поморщилась от боли в спине. Полученное известие настолько поразило ее, что она забыла и про боль, и про то, что лежит перед графом почти обнаженная, в неприлично задравшейся на ногах, изорванной нагайкой рубахе.

– Митя – здесь? – прошептала она изумленно. – И вы до сих пор не соизволили сообщить мне об этом?

– А что это меняет? – развел руками Лобанов. – Свидание вам не будет дозволено ни при каких обстоятельствах. Видите ли, я весьма обеспокоен душевным состоянием вашего супруга, Мария Александровна, и намерен доставить его в Иркутск в добром здравии и в своем уме. Представляете, что с ним будет, если он узнает, что вы подверглись аресту и следуете вместе с ним в острог?

– Выходит, вы ему тоже не сказали, что я здесь? – спросила Маша почти спокойно, но не удержалась и с яростью выкрикнула: – Какой же вы все-таки мерзавец, граф! Самый отвратительный из всех мерзавцев, каких я когда-либо встречала!

– Не тратьте силы понапрасну, ma bonne! – Граф осторожно коснулся пальцами ее плеча. – Они еще пригодятся вам. А сейчас попрошу вас не фыркать, а выслушать меня самым внимательным образом.

Лобанов помолчал, очевидно, закуривал, потому что Маша уловила запах хорошего табака, а следом потянуло дымом, отчего она вновь закашлялась.

– Потерпите немного, – неожиданно мягко попросил ее граф и вдруг, склонившись над ней, что-то сделал с ее цепями.

Маша почувствовала, что руки ее свободны. Она потерла затекшие запястья, повернула голову и с недоумением посмотрела на графа:

– Что это значит?

Он пожал плечами:

– Только временное изменение в вашем положении. Просто так удобнее беседовать с вами. И мне бы хотелось видеть ваши глаза, а не спину, когда я сообщу вам новость, которая, возможно, прозвучит для вас неожиданно.

Маша не надеялась услышать из его уст нечто для себя приятное. Тем не менее, к величайшему ее удивлению, это в некоторой степени так и оказалось!

– Его Величество относится к вам с бесспорной симпатией, Мария Александровна. Перед моим отъездом в Сибирь мы некоторое время говорили о вас, и Государь изволил заметить, что вы единственная из женщин, кто понял его сердце. В Терзю я прибыл с целью передать вам устное послание императора. Его Величество велел сообщить о том, что окажет личное содействие вашему возвращению в Петербург, но только в случае, если вы надумаете развестись с вашим супругом в ближайшее время. И тогда в его же силах будет повлиять на изменение меры пресечения для Дмитрия Гагаринова. Каторга будет заменена поселением, а в случае добродетельного поведения вашему бывшему супругу позволят вернуться в Россию, но без права проживания в столицах. Хотя не исключено, что ему возвратят со временем и титул, и право наследования...

Граф замолчал, переводя дыхание после столь длинной тирады. Маша усмехнулась: