Грех с ароматом полыни

Она могла сколько угодно возражать, но Лидочка-то не дура. Она сразу поняла, что из страховой Ева ушла не потому, что не захотела заниматься ограблением магазинов своего любовника. Как раз наоборот. Там ей наверняка запретили бы этим заниматься. Как это называется? Как же, как же?…

А, правильно! Конфликт интересов!

Вот из-за этого конфликта интересов ее и отстранили. А у нее уже руки зачесались. И плевать, что человек, делом которого она занимается, может в результате пострадать. Страховку не выплатят или еще что похуже. Азарт! Азарт для нее всего главнее, что бы она там ни говорила.

Правильно про нее тот человек говорил, что на днях заходил к Лидочке. Все правильные слова сказал. И предупредил:

– Будьте с ней осторожнее.

Он напоследок ткнул пальцем в рваный шрам, тянущийся от виска к левой ключице.

– Это сделала она еще ребенком. Просто забавы ради. Просто на спор. Потом она расстреляла группу безоружных молодых людей. Просто потому, что они решили подшутить над проституткой. Странно, что ее не посадили за это. Никто не знает, что у нее на уме. Никто. Даже она сама…

Этот человек со страшным рваным шрамом не показался Лидочке подозрительным. У него были очень добрые печальные глаза. Тихий голос. И куча подарков, с которыми он к ней пожаловал. Чего ей было его бояться? Они просто посидели, попили чаю, поговорили. В основном про Еву. Про ее жизнь. Нескладную, на взгляд Лидочки. Мужиков вокруг вьется много, а единственного нет.

Хотя…

Кто ее сможет выдержать? Кто захочет быть с ней рядом? У нее же не мозг – сканер!

Лидочка оттащила плетеные кресла на веранду. Накрыла круглый стол под яблоней кусками шифера, чтобы не гнил от дождя и снега. Закрылась у себя в доме. И еще долго не зажигала света. Наблюдала за Евой.

Она ведь не пошла в дом. Она осталась сидеть на крыльце, не шевелясь и тупо глядя в одну точку. Как раньше. О чем-то думает! Размышляет. Точнее, решает чью-то судьбу!

Так и не дождавшись, когда Ева уйдет, Лидочка перекрестилась сама, послала крестное знамение в сторону дома соседки, протяжно зевнула и ушла спать.

Утром машина Евы исчезла. Уехала. И даже не простилась. Что за человек такой?

Лидочка даже не догадывалась, что Ева в этот самый момент сидит в будке охранника на въезде в дачный поселок. И просматривает записи с камеры видеонаблюдения.

Камера была одна. Старенькая, часто ломалась. Но в интересующие ее дни, оказалось, работала исправно. И прекрасно запечатлела все двенадцать машин, которые въезжали и выезжали за все то время, что ее не было на даче.

– Эти вот, все наши, – дышал на нее табачным перегаром старый охранник дядя Сережа и тыкал пальцем в громоздкий старинный монитор. – А эта вот машина чужая. Не наша. У нее и номера иногородние, видишь? Видишь, Ева?

– Вижу. – Она не мигая смотрела на грязный внедорожник, медленно проезжающий под поднятым шлагбаумом. – Копию мне, дядя Сережа, сделаешь?

– Чего? – Его взгляд сделался растерянно жалобным. – Ева, так это… Не могу я.

– В смысле, не можешь? – Она нахмурилась. – Запретили, что ли?

– Да нет. Не умею просто, – смущенно рассмеялся охранник. – Эту систему месяц осваивал. По журналу-то привычнее было. Раньше запишешь – и все. А сейчас… Техника эта. Не дружу я с ней. Может, сама?

– Идет. Сделаю сама. Подвинься.

Пенсионер сполз со стула. И потрусил к стеллажам. Порылся в куче бумаг, вытащил лист.

– А я ведь, Ева, все равно по привычке записываю. И этого иногороднего записал.

– Да ну! – Ева коротко на него глянула. – И что же ты записал, дядя Сережа?

– Фамилию, имя, отчество записал, номер и серию паспорта. Вот они. – Дядя Сережа, жутко довольный собой, положил на стол замурзанный лист бумаги с ровными столбиками данных приезжавших гостей. – Своих не пишу. Своих знаю. А чужих всегда. Не верю я этой технике. Вдруг поломка. Или свет отключат. А тут вот все на бумаге.

Ева медленно читала.

Тимур не поменял имени и фамилии тоже. Это она, достигнув совершеннолетия, вернула себе фамилию родителей. Он не стал. Почему? Ему от них тоже доставалось. Им на пару всегда доставалось. Они были самыми неугомонными. Самыми голодными. Самыми близкими друг другу. Были…

В сердце шевельнулся острый кусок льда, намерзший там со дня смерти Тимура. Сделалось так больно, что она сморщилась.

– Что-то не так, Ева? – переполошился охранник. – Это кто такой вообще? Он сказал, что к твоей соседке едет.

– Тут записано, вижу. – Она глубоко задышала. – И все так, дядя Сережа. Ты молодец.

Она сфотографировала лист бумаги с данными Тимура, просмотрела запись, сохраненную на телефоне. Все четко видно. Номера, даже лицо немного. Он не прятался. Не скрывался. Но ей не позвонил. А мог бы. У Лидочки есть ее номер. Он не позвонил и ей запретил. Даже рассказывать о нем. Лидочка и не рассказала. Но Ева, едва перешагнула свой порог, когда приехала, сразу поняла, что в доме кто-то был без нее. И это была не Лидочка. Та следила всегда знатно. Переставляла стулья на свой лад. Трогала посуду. Незваный гость почти не оставил следов.

Почти…