Грех бессмертия

— Мы… выжившие, — ответила тварь-Драго, два ее голоса отдавались эхом, переплетаясь друг с другом. — Выжившие только в силу концентрации энергии наших индивидуальных воль, собранных вместе и ожидавших своего часа во мраке в течение… длительного периода. Мы избранницы Артемиды, авангард ее могущества, и наша ненависть поддерживала нас, когда нас согнули, вынудили встать на колени и бросили в черную пасть Аида. — На секунду она закрыла глаза, затем открыла и посмотрела на человека, сидевшего на полу перед ней. — Мы прежде всего воительницы и всегда останемся ими, сражаясь в царстве Аида так же яростно, как в степях перед Афинами. Можно сражаться с Властелином Смерти совместным усилием воль и с божественной помощью Артемиды победить. Да. Победить! — Ее глаза загорелись; их энергия обжигала лицо Эвана, и он отпрянул назад. — Вы ничего не знаете о желании выжить, — сказала она, скривив губы в каком-то зверином оскале. — Вы ничего не знаете о воле к жизни, о желании ходить по земле и лесам, снова вдыхать запахи моря, встать под пылающим солнцем и устремить в небеса свой клич! Мы знаем все это, и нам знакомы горький безграничный холод и тьма. Мы знаем, что такое хотеть вскрикнуть и не иметь голоса, хотеть видеть, но не иметь глаз! — Ее голос все поднимался и поднимался, гулко отражаясь от стен. — Нам знакома хватка Тарантоса с его чешуйчатыми лапами и горящими красным пламенем глазами, и мы знаем, что значит сражаться с этим смертельным захватом. Одна свирепая яростная сила — против другой! И мы знаем, что такое ждать, И ЖДАТЬ, И ЖДАТЬ! — Она вскинула руку сверкнув золотым браслетом на предплечье, и со всей силой ударила кулаком по кофейному столику. Раздалось пронзительное «краааак!», и столик раскололся пополам. Она моргнула, словно сдерживая энергию, заключенную в теле и стремящуюся вырваться из-под контроля, опустила руку и уставилась на него поверх разломанного столика.

Его сознание все куда-то ускользало и ускользало; стиснув зубы, он постарался сдержать крик, вырывавшийся из его души.

— Вы больше не Катрин Драго, — сказал он в следующий момент. — Кто же вы?

Женщина-тварь подняла свой плотно сжатый кулак, дрожащий от подавляемого бешенства.

— Я последняя, в ком течет королевская кровь, — прошептала она. После Трои, — казалось, она выплюнула наружу это слово. — После убийства Пенфесилии Трон Власти перешел ко мне. Но это уже были последние дни, и мы были ослаблены войнами, опустошившими наши ряды. — Ее глаза теперь были полузакрыты, затуманены воспоминаниями. — И поэтому пришли трусы, орда за ордой, разрушители и убийцы с черными бородами, заполонившие наши берега, окружившие стены нашего города. Мы отражали их бесконечные атаки. Артемида вновь поднимала трупы и вдыхала в них жизнь для того, чтобы сражаться, и мы сражались день и ночь без отдыха. До самого конца. — Ее голос затих до шепота.

— Конец наступил в этой пещере, не так ли? — спросил Эван. Она раздраженно посмотрела на него. — Трупы свалили в кучу и сожгли. Пещеру запечатали, и захватчики овладели Темискрией.

— Довольно! — завопила тварь-Драго, это слово прозвучало хриплым рыком на языке амазонок. Та, что была уже не миссис Джайлз, сделала несколько шагов вперед, за ней — та, что уже была не миссис Демарджон.

— Почему нужно было воплотиться в теле Катрин Драго? — спросил он, внимательно наблюдая за ней, готовый немедленно отпрыгнуть назад, если она нападет на него. Ножи. В кухне были ножи. Сможет ли он добраться до них вовремя?

Но она не шевельнулась. Вместо этого она улыбнулась, и эта легкая призрачная улыбка туго натянула кожу на ее скулах, придавая ей вид мертвой головы с пламенеющими глазами.

— Потому что эта женщина была приведена к нам волей Артемиды. Она вершила свою собственную судьбу, притягиваемая нашим ожиданием. И эта женщина уже свершила правосудие над разрушителем.

Эван не шевельнулся; его сознание бешено работало. Ножи. Ножи в кухне.

— Может быть, вы поймете, если я скажу вам ее девичье имя: Вифания Катрина Никос. Ее мать и отец эмигрировали из Греции в 1924 году; отец купил участок земли под ферму и построил деревянный каркасный дом, а в 1932 году у него родилась дочь. Он был грубым и необразованным человеком и знал только физический труд; его жена была хрупкой и интеллигентной женщиной, и она уступала и подчинялась его гневу и ярости, потому что не знала ничего лучшего.