Грех

– Сама не знаю! Опять почему-то задержалась в училище. У нее там так много дел: то концерт готовят, то стенгазету выпускают, а может, к экзамену готовится, у них теперь не так, как в школе, два раза в год нужно экзамены сдавать.

Время было зимнее, темнело рано, Лариска, выпив чаю (молоко теперь покупалось только для Зайнап), убегала, прося передавать привет и приглашая подружку к себе в гости, в гарнизон.

В январе Соня забрала Зайнап к себе. Тимофей Сергеевич готовил себя к встрече с девочкой, но все равно на лице его отобразилось удивление и смятение, когда девочка разделась, и он увидел выдающийся вперед живот, ну просто как проглоченный мяч, уже большой и круглый.

Акушерка была права – плод был крупный, детский организм не справился с непосильным грузом, и в начале февраля у Зайнап с ночи начались схватки. Тимофей Сергеевич сам пошел к врачу, начальнику санчасти:

– Жена рожает, в город везти уже поздно, помогите.

Военные врачи умели все: удалить аппендицит, наложить гипс, вынуть пулю и даже принять роды.

Взяв все неотложные инструменты, доктор вошел в квартиру и увидел корчующуюся в страшных муках девочку. Возмущаться и удивляться было некогда, уже показалась головка. Так, развернуть ее, вывести плечико, ну, тужься же, малышка! Тужься!

– А-а-а-а, мамочка! А-а-а, Сонечка!

Девочка, появившаяся на свет, была точно больше двух килограммов, и она никак не была дистрофиком; другая маленькая девочка добросовестно выносила ее в своем чреве. Эта, родившаяся, закричала сразу громко и требовательно, извещая о своем появлении:

– Вот я какая! Вот такая! – набрала в легкие воздуху и закричала еще раз.

Зайнап, измученная такой непосильной работой, от которой даже взрослые женщины обессиливают полностью, напоенная горячим сладким чаем, крепко заснула.

Соня вместе с врачом убрали послед, обработали пуповину, завернули в куски чистых простыней – пеленки еще не заготовили – маленькое, тепленькое существо, которое, наоравшись, заснуло.

Тимофей Сергеевич, тоже измученный всем этим действом, повел врача в ванную вымыть руки. Соня быстро собрала на стол. Уселись и начался долгий и трудный разговор.

Соне вкратце пришлось рассказать о жизни семьи после смерти отца, о беззаветной жертвенности матери, выкормившей и поставившей на ноги всех шестерых детей, уже и Зайнап учится в педучилище. О несчастье, случившемся с девочкой. О том, как она, Соня, не сможет никогда родить своего ребенка, потому что в девичестве жестоко простудила свою женскую детородную область, о том, как много лечилась везде и у всех. И снова о Зайнап – замечательной, чистой, доброй девочке.

Соня рассказывала и плакала, и убеждала врача:

– Мы с мужем воспитаем эту девочку, она наша, родная.

Врач, проживший очень много на свете, уже дослужившийся до звания майора медицинской службы, видел-перевидел всякое, сейчас был удивлен, потрясен и растерян. Удивлен тем, что увидел, как девочка-подросток, пусть семь месяцев, но выносила вполне жизнеспособного детеныша; потрясен всем увиденным; растерян от самой сути просьбы. Ведь супруги просили выписать справку, что ребенка родила Соня…

– Это же нарушение всех законов, меня же разжалуют и засудят, если узнают о подделке. Мне уже на пенсию пора, дослужить бы, дождаться бы, чтоб квартиру где-нибудь в России дали! А меня в тюрьму упекут! Где гарантии, что наша юная роженица не захочет потом, когда повзрослеет, созреет, взять ребенка себе?

– Доктор, мы с вами военные люди, у нас граница рядом, где гарантии, что нас не убьют здесь, сегодня или завтра? Поймите, это же родные сестры, девочка еще никак не может стать настоящей матерью, ни физически, ни материально. А мы с Сонечкой столько лет лечились, чтобы родить, мы так хотели ребенка! Сам Бог нам послал эту девочку, мы всю свою жизнь положим на ее воспитание, а насчет вашего жилья – я приложу все силы, подключу всех бывших сослуживцев, имеющих полномочия, я обязательно вам помогу!

Уговорили доктора, сегодня же он выписал официальную справку, заверенную всеми имеющимися печатями, о рождении на дому у Ф.И. О. девочки весом два килограмма двести граммов, длиной сорок три сантиметра – в десять часов сорок пять минут, 2 февраля 1960 года.

К груди девочку не приложили. Соня туго спеленала длинным холщевым полотенцем грудь Зайнап, которую распирало и распирало пришедшее молоко. В первые часы малышку напоили слегка подслащенной водичкой; Тимофей Сергеевич немедля на машине сгонял в кишлак, купил козьего молока, парного, только что сдоенного. Соня разводила молоко четырьмя частями кипяченой воды и кормила маленькую прожорливую девчонку не по часам, а когда та требовала громким настойчивым плачем.

С этого времени они с Тимофеем навсегда забыли, что такое покой, чем дальше – тем больше, точно по поговорке: маленькие дети спать не дают, а большие жить не дают…

Зайнап после родов немного оправилась, окрепла. Тот же доктор написал ей справку о длительном и тяжелом заболевании, чтобы предоставить в училище. Пора уже было ей отправляться домой и продолжать учебу. И жизнь.