У меня был сегодня за обедом серьезный разговор с Мещеряковым, старым сибирским ссыльным, который прошлым летом объезжал Англию. Он издает в Москве ежемесячник и занимается, главным образом, проблемами восстановления промышленности, а также много работает в области просвещения трудящихся масс. Он в ужасе от хозяйственного положения страны. По его мнению, блокада толкает Россию к первобытному состоянию.
— Мы ничего не можем получить. Например, я читаю лекцию по математике. У меня больше учеников, чем я в состоянии обучать, они все очень любознательны, но я не могу достать для них даже самых элементарных учебников. Я даже не могу найти старого подержанного учебника математики, с которого я смог бы снять для них копии. Я должен обучать так, как обучали учителя в Средневековье.
— Пройдет еще три года, — сказал кто-то за столом, — и мы будем жить среди развалин. Дома в Москве раньше хорошо отапливались. Недостаток транспорта влечет за собою недостаток угля. Поэтому в тысячах домов лопнули трубы. У нас нет материалов, чтобы их чинить. Мы не можем достать цемента, и стены разрушаются. Еще три года, и все дома Москвы обрушатся нам на головы.
Еще кто-то добавил, смеясь:
— Через десять лет мы будем ползать на четвереньках, а через двадцать лет у нас вырастут хвосты!
Мещеряков кончил есть свой суп и положил свою деревянную ложку.
— Дело имеет еще другую сторону, — сказал он. — Если блокада продержится, то все-таки в России восстановлено будет многое раньше, чем в какой-либо другой стране, так как мы богаты всякого рода сырьем. У нас все зависит от транспорта, только транспорт, транспорт внутри России, вот — проблема. Я уверен, что, несмотря на все трудности, в России через несколько лет жить будет легче, чем в каком-либо из государств Европы. Но нам придется пережить еще тяжелые времена. И не только нам одним. Последствия войны на Западе еще мало ощущаются, но это им еще предстоит. Человечество стоит перед периодом больших страданий.
— Бухарин думает, что период этот будет продолжаться еще пятьдесят лет, — сказал я, вспоминая мой вчерашний разговор.
— Может быть; однако я думаю, что он не так долго продолжится. Но революция у вас на Западе будет гораздо тяжелее, чем у нас. Если вспыхнет революция на Западе, там будет пущена в ход артиллерия, и целые районы будут сравнены с землей. Правящие классы Запада настолько организованны и решительны, какими никогда не были наши капиталисты, которым самодержавие не дало возможности организоваться, поэтому наша задача оказалась легко разрешимой. Как только самодержавие пало, пали все препятствия. В Германии все будет иначе.
Вечер в опере
Я читал в газетах, что какой-то член американской комиссии в Берлине на основании того, что театры и увеселительные заведения переполнены, вывел заключение, что немцы не голодают. Несомненно, что в Москве свирепствует голод, но театры так переполнены и спрос на театральные билеты так велик, что барышники, получая их по нормальным ценам, продавали их у дверей театра за двойную и даже тройную цену тем, кто не мог достать себе билет своевременно.
Интерес к театру в Москве всегда был очень повышен, но за это время он, кажется, еще больше увеличился. Здесь открыты театральные студии, где проходит все, что касается театра, начиная с самых простых плотничьих работ и кончая самыми сложными театральными теориями. Три раза в неделю выходит театральная газета, которая содержит все театральные программы наряду со статьями о театральных делах.
В Стокгольме мне говорили, что все московские театры закрыты. Я привожу ниже далеко не полный список всех представлений, которые были даны в разных театрах 13 и 14 февраля; я составил его из программ этих дней. Было бы очень интересно знать, чем развлекалась публика во время французской революции. Так же важно, по моему мнению, установить нынешний характер московских увеселений.
Большой театр: «Садко» — Римского-Корсакова. «Самсон и Далила» — Сен-Санса.
Малый театр: «Бешеные деньги» — Островского. «Старик» — Горького.
Художественный театр: «Сверчок на печи» — Диккенса. «Смерть Пазухина» — Салтыкова-Щедрина.
Опера: «Дубровский» — Направника и «Демон» — Рубинштейна.
Замоскворецкий театр: «Гроза» — Островского. «Мещане» — Горького.
Народный театр: «Чудо св. Антония» — Метерлинка.
Театр Коммисаржевской: «Рождественские колокола» — Диккенса и «Проклятый принц» — Мольера.
Драматический театр: «Александр I» — Мережковского.
Комедия: «Крошка Доррит» — Диккенса и «Королевский брадобрей» — Луначарского.
Кроме того, в других театрах шли вещи К. Р. (Константин Романов), Островского, Потапенко, Винниченко и т. д. В обеих студиях Художественного театра ставили «Росмерсгольм» и ряд одноактных пьес. Эти театры так же, как и Художественный театр, дают иногда спектакли в театральных помещениях предместий, а в это время в их зданиях идут спектакли других театров.