Греческий мир в доклассическую эпоху

Почти одновременно появился ионический ордер, главным образом на малоазийском побережье и ближайших к нему островах. Ярчайшим примером этого стиля служили храм Геры на Самосе и храм Артемиды в Эфесе, намного превосходившие размерами все прежние культовые постройки. Эти огромные сооружения с лесом колонн, напоминавших египетские, свидетельствовали о том, что полисы (ибо эти крупные сооружения возводились на общественные, а не частные средства) тратились на строительство греческих храмов больше, нежели на какие-либо другие цели, за исключением войн.

Ионический ордер, свободный и еще не скованный стилистическими канонами, отличался от дорического легкостью пропорций и усложненностью декоративных элементов. Число каннелюр на стволе колонны было несколько больше, и сами желобки чуть глубже врезаны. Каждая колонна покоилась на базе. Ионическая капитель ⁵³ древнейшие разновидности которой пришли из Смирны и Фокеи, имели по обеим сторонам спиральные завитки, или волюты (такая декоративная обработка, со значительными усовершенствованиями, родилась из ближневосточных и, в частности, финикийских орнаментов). Поверх капители покоился трехпоясный архитрав, над которым тянулся скульптурный орнамент из ов и язычков, а еще выше — ряд дентикул (небольших выступающих блоков в форме зубчиков). Нередко и здесь встречался скульптурный (зофорный) фриз, только, в отличие от череды триглифов и метоп дорического ордера, он был ленточным, то есть сплошным.

Такие фризы и горельефы, заполнявшие храмовые фронтоны, являли собой высочайшие образцы творчества раннегреческих ваятелей, обнаруживавшие их тесное взаимодействие с зодчими. Но одновременно повсюду стала быстро развиваться монументальная круглая скульптура, не связанная с архитектурой. Она пришла на смену так называемым "дедаловским" статуэткам, отчасти и вызвавшим ее к жизни. Это были мелкие, главным образом женские фигурки с похожими на парик волосами. Такая пластика, из всевозможных материалов, имела хождение во всех греческих землях начиная с первой или второй четверти VII века до н. э… Эти скульпторы "дедатнды" вдохновлялись финикийскими и сирийскими терракотовыми статуэтками, вероятно, впервые оказавшими влияние на критских мастеров: по преданию, работавший на Крите ваятель Дедал передал свое искусство двум даровитым ученикам — Дипэну и Скиллиду, которые потом перебрались в Сикион.

Однако важнейшим из факторов, благодаря которым возникла новая монументальная скульптура, вероятно, следует считать (хотя некоторые и оспаривают такую точку зрения) египетское влияние, прежде уже ускорившее появление греческого монументального зодчества. По-видимому, первые массивные статуи были изваяны незадолго до 650 г. до н. э. на островах Наксос и Парос Кикладского архипелага, где имелся в избытке мрамор, — хотя давняя традиция ваяния существовала и на Самосе, да и в других местах.

Главным предметом изображения в этом новом искусстве стал обнаженный юноша (κούρος). Это отражало греческую повседневность, потому что мужчины действительно часто ходили нагими. Такие куросы (κούροι), служившие могильными памятниками, или вотивными приношениями, или культовыми изваяниями, изображали бога Аполлона или его служителей. Прежде всего ваятели стремились воспроизвести ослепительную красоту юного мужского тела, придав ей обобщенные и нетленные черты. На протяжении VI века до н. э. в искусство скульптуры неуклонно движение вперед. Ибо, при всей своей обобщенности, во всех уголках греческого мира эти изваяния отражали непрестанное стремление к реалистическому жизнеподобию, — звуча отдаленным эхом тех идеалов, которыми вдохновлялись и творцы эпохи Возрождения, и последующие поколения художников вплоть до Пикассо. И вместе с тем, даже в период наивысшего развития этого течения, ок. 525–500 г. до н. э. этих куросов непременно отделял хотя бы шаг-другой от настоящего натурализма. И не оттого, что скульпторы не умели совладать со сложностями анатомического строения (ибо по большей части это им удавалось, хотя их поиски окончательно увенчались успехом только в следующем столетии), а оттого, что, изображая человеческое, мужское, тело, они стремились не столько передать точное, «фотографическое», сходство, сколько выразить некий отвлеченный идеал.