Анна взглянула с раздражением. Снова зубы заговаривает, мерзавец.
Кама наклонился и поцеловал родинку над ее бровью. Она закрыла глаза.
– Когда я увидел тебя впервые…
– На Крюковом?
– Да. Не поверил, что ты из уголовки. Хрупкая, нежная девушка. Почти ребенок.
– Справки навел, конечно.
– Конечно.
Он коснулся губами мочки уха, прошептав:
– Таким послужным списком можно гордиться.
Анна открыла глаза. Взгляд вовсе не был затуманен страстью, как он рассчитывал. Она смотрела насмешливо и даже глумливо.
– Не пойму, к чему ты тут соловьем заливаешься. Говори прямо: чего хочешь?
– Ты невозможно бесчувственная.
– Не крути.
– Обнаружив пропажу любовницы, Артемьев занервничает. Поймет, что кто-то наступает ему на пятки, и будет вынужден действовать решительнее. Я собираюсь следить за ним, и нужно, чтобы мне никто не мешал. Пусть выведет меня на тайник.
– Почему ты так уверен, что он знает, где искать?
– Румянцев сделал часть работы. Теперь Артемьев будет действовать методом исключения. Он решил убрать Румянцева не только потому, что тот, по сути, сдал его тебе.
– Никита стал ему не нужен?
– Уверен. Биндюжник догадывается, где находится тайник.
– Или один из тайников.
– Поверь: любой из них настолько большой куш, что…
– На первый взгляд план неплох. Ты находишь клад, я арестовываю Биндюжника.
Кама покачал головой.
– Арест Артемьева ничего не даст. Он выйдет на волю через час, а тебя уволят.
Она повернула голову и взглянула пристально.
– Я правильно тебя поняла?
Кама ответил таким же прямым взглядом.
– Артемьев – мое дело.
Каким властным, оказывается, может быть его голос.
По спине пробежала холодная волна. Странно, она же в теплой постели лежит. Или это не от холода, а от предчувствия чего-то плохого? Так уже было однажды. Когда провожала на фронт Колю.
Боже! Между той девочкой и женщиной, которая сейчас в объятиях непонятного и опасного человека, – пропасть.
Анна почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, и призвала себя к порядку. Не теперь. Плакать и каяться будет после.
Очень медленно и очень твердо она сказала:
– Я пойду своим путем.
И тут Кама испугался.
Каким таким своим? Он не собирался вообще допускать ее к этому делу! Убийца изобличен. Уже завтра она сможет доложить об этом начальству. Труп Румянцева обнаружат, начнут расследование, потом схватят какого-нибудь врага народа. Аминь.
Зачем ей лезть в кроличью нору? Ведь чем дальше, тем глубже она становится.
И, в конце концов, поиск тайников и кладов, спрятанных в них, – не дело уголовного розыска. Ему нравится ее настойчивость, но не в этот раз.
Кама взглянул на ее бледное в слабом свете наступающего осеннего утра лицо.
Оно ничего не выражало. Непроницаемое, вот какое это было лицо.
– Ну и что ты собираешься делать? План есть?
Не открывая глаз, она ответила:
– Не скажу.
План
Ушла она, не прощаясь. Специально дождалась, когда Кама отправился в ванную, быстро натянула свои грязные одежды и выскользнула из дома.
И так слишком много времени потеряно. Надо приниматься за дела.
План был простой и одновременно замысловатый. Анна вовсе не собиралась сообщать о гибели Румянцева. Расскажет другое: Румянцев ее похитил, в убийствах признался, а потом связал и ушел. Она смогла освободиться и убежать. На поиски преступника, уверена, кинутся все подчистую. Уж Кишкин постарается. А у нее появится время, чтобы обнаружить, где Румянцев хранил свои записи.
Да, трудная предстоит работенка!
Но ничто не может сравниться с тем, что ей предстоит сейчас.
Встретиться с Фефой. Она уже видела ее грозное лицо и кулаки, воткнутые в крутые бока.
Брррр! Жуть берет!
Дома она задержалась от силы минут десять, не больше. Успела надеть чистое, прорваться сквозь Фефу и рванула в отдел.
Честно говоря, Анна думала, что будет хуже. Надо было знать Фефу! Но то ли воительница слишком перенервничала, то ли убедилась, что с ребенком и в самом деле ничего не случилось, но справиться с ней удалось без серьезных потерь.
Поэтому летела она как на крыльях, на ходу повторяя версию, приготовленную для начальства. В коридор вбежала, готовая ко всему, и еле успела затормозить.
Встретил ее сам Кишкин, и это не сулило ничего хорошего, ибо стоял он, вперив в нее демонический глаз и уперев кулаки в бока.
«Дежавю», – подумала она.
– Чебнева, мать твою растак! А ну быстро ко мне в кабинет!
Раскаты грома гремели над ее головой так долго, что за дверью начальственного кабинета успели сгрудиться почти все сотрудники отдела.
Версий было две: убьет или наградит.
Большинство склонялись ко второй и уже начали спорить, какую награду та собирается затребовать. За что именно Чебневой полагалась награда, никто не знал, но если уж Кишкин так разорался, то ясно: совершила Чебнева нечто знаменательное.
В разгар прений распахнулась дверь, и показалась сама виновница.
– Вы чего, ребята? – спросила она, оглядывая публику ясными голубыми очами.
– Чего там у вас, Анют? – спросил Шишов.
– Товарищи! Прошу всех вернуться на рабочие места. Все узнаете потом.
И пошла в свой закуток.
Бездельный, выждав, двинулся следом.
– Анна, слышь…