Гребень Хатшепсут

— Не нужно рифмы, — всхлипывая и вытирая нос от переполнивших чувств, едва вымолвила Биатрис. — Вот это да! Никогда бы не подумала, что Джулия на такое способна. По маминым рассказам, она была озорной и часто прикалывались над парнями… Так написать… Как же нужно было любить! Боже мой… Нет, я не могу.

И она неожиданно горько зарыдала. Навзрыд. Задыхаясь и захлебываясь, закрыв лицо руками и вздрагивая. Она не стеснялась слез, и те крупными каплями просачивались сквозь пальцы. Встревоженный Демис отставил все на ночной столик и принес женщине стакан воды, но та отказалась.

— Это не истерика… Боже, как же нужно было любить этого мужчину. Ты просто не понимаешь… Джулия была такой независимой и сильной, а тут такая нежность… В каждом слове… И никто не знал… Она, похоже, чувствовала, что погибнет и заберет с собой свою любовь… Столько лет письмо пролежало у мамы, а теперь у меня… Ведь Джулия так нелепо погибла… А он остался один… Представляешь, он, может быть, до сих пор ничего не знает. Он столько лет ждал это письмо…

Немного погодя она успокоилась. Всхлипывая и вытирая одной рукой нос, она взяла фотографию Джулии и стала рассматривать. Потом проговорила очень серьезно.

— Представляешь, я столько раз смотрела ей в лицо и никогда не заглядывала в душу… Даже не подозревала. Прости меня, Джули. Я взяла чужое письмо… И спрятала от него. Прости… Я… Япостараюсь все исправить. Я найду его… Деми, поможешь мне отыскать этого Джузи… Если он, конечно, еще жив. Нужно исправить ошибку. Я просто обязана передать это письмо из рук в руки… или положить ему на могилку.

— Действительно, очень трогательно, — тихо отозвался он. — Можно попробовать, конечно, хотя… Знаешь, Интернет таит в себе такие возможности по части справок, что иногда диву даешься.

— Я ничего в этом не понимаю, — с испугом проговорила Биатрис.

— Не беда, я кое-что могу.

— И ты мне правда поможешь?

— Ну, не за пару минут, но попробую.

— Попробуй, милый мой. Я молиться за тебя буду! Сегодня же пойду в собор и поставлю свечи. Это святое дело.

— Конечно, дорогая.

Глава VI. Намюр

В мареве от работающих самолетных двигателей солнечный диск размягчался и покачивался, словно скользил над аэропортом. Это плавное движение более подходило к кадрам какого-нибудь фантастического фильма, где машины времени прибывают и улетают по своим важным делам, деформируя пространство.

Маша, словно сквозь сон, разглядывала незнакомое здание аэропорта. Длинная пешеходная дорожка медленно двигалась вдоль огромного терминала. Надписи на английском и каком-то неизвестном, похожем на немецкий, языке указывали прилетевшим пассажирам нужное направление. Было удобно стоять на широкой резиновой ленте, бесшумно скользившей по сверкающему чистотой залу. Через каждые пятьдесят метров сегмент транспортера заканчивался, и нужно было пройти несколько метров до следующего. Из боковых дверей то и дело выходили вновь прибывшие пассажиры, и движущаяся пешеходная дорожка заполнялась.

Рядом с Машей стоял высокий седовласый мужчина с пронзительным властным взглядом. Он хорошо говорил по-английски, и делал это как-то вкрадчиво. Непонятно почему, но ей нужно было его слушаться. Он взялся помочь Маше в этой важной деловой поездке в Брюссель, и она была ему очень благодарна. Марк был сама любезность. Он вовремя предъявлял документы, помогал отвечать на все вопросы служащих и устраиваться в кресле самолета. Хотя Маша сама не плохо говорила на итальянском и английском, ей было приятно, что Марк ее опекает. Она немного устала за последнее время: столько хлопот с этой новой для нее ролью генерального директора большой торговой фирмы, и эта поездка весьма кстати. Можно будет отдохнуть несколько дней вдали от проблем. Хорошо, Марк напомнил ей позвонить секретарю в питерском офисе, чтобы не беспокоились. Правда, она сказала, что поедет к маме. Эта маленькая хитрость избавит от назойливых звонков. Она иногда бывает так забывчива, и помощники ей просто необходимы.

Прилетели они налегке, без багажа и сразу направились к зоне паспортного контроля. Предупредительный Марк оформил им документы на граждан Евросоюза, чтобы не толкаться в очереди с соотечественниками, и попросил Машу, чтобы она на время забыла о своем настоящем гражданстве. Надо сказать, что это было так удобно. Обладатели красных паспортов толпились у окошечек строгих офицеров, восседающих под надписью «все другие», а Маша прошла без задержек к вежливому брюнету, который меланхолично поглядывал на развернутые паспорта из окошечка под надписью «только для Евросоюза». Ей было приятно сознавать, что она не относится к расплывчатой категории «все другие».

Марк взял ее под руку, увлекая к зеленому коридору таможенного досмотра, и в шутку пожурил за такой откровенно красивый вид. Это отвлекает сотрудников. Они ведь на службе. Вообще, Марк ей нравился. Он был таким неназойливым, что присутствие его почти не ощущалось, и Маша чувствовала себя так непринужденно. Вот только усталость пройдет, и все будет великолепно.