Гребень Дяди Нэнси

— Может это и есть Дом Синего Кружева? — я подошел к Прохору и встал рядом с ним. Никаких вывесок над входом не имелось, а сад при ближайшем рассмотрении выглядел запущенным. Как будто когда-то его планировали практически как произведение паркового искусства, но когда бросили стричь кусты и подравнивать газоны, от былого великолепия остались только намеки. И садовый гном с отломанным носом посреди бывшей клумбы, на которой сейчас вместо культурных цветов росли только какие-то колючки.

Прохор быстро взбежал по ступенькам, доставая из кармана ключ. Мне стало как-то тревожно.

— Подожди! Гизмо же нас предупреждал, что не надо лезть сразу! А что, если…

— Что, если что? — Прохор повернулся ко мне. — Давай хотя бы посмотрим, что там внутри. Это будет точно надежнее, чем собирать информацию у каких-то Игорей, да и фиг знает, когда это еще получится. Кроме того, он может и не открыться…

Прохор сунул ключ в замочную скважину. Почему-то я сразу знал, что он подойдет. Здесь в ноктюрнете очень мало всего происходит случайно. Замок щелкнул, дверь распахнулась. Изнутри пахнуло чем-то сладковатым, смутно-знакомым. Но запах был не сильный и практически сразу исчез. В глубине дома зажглась свеча.

— Разве это место не должно быть заброшенным? — спросил я. Тут глаза мои привыкли к полумраку, и я смог разглядеть внутреннее убранство.

Дверь вела сразу в большую гостиную, без всяких прихожих или тамбуров. Напротив входа был большой камин, рядом с ним стояло кресло-качалка и маленький столик. На этом самом столике и горела свеча. А в кресле сидела девушка. При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Она была очень тонкой, с прозрачной белой кожей и мультяшным профилем. Как будто нарисованная, но живая. В ее огромных глазах призрачно поблескивал огонек свечи. Бледно-голубые волосы волнами спадали до самого пола. На тонких бледных губах играла легкая полуулыбка. В тонких пальцах девушка держала вязальный крючок.

— Приветствую добрых мсье, — голос девушки оказался точно таким, как я и ожидал — нежный, как звон серебряных колокольчиков.

— Очень странно, Остап, — Прохор встал на на пороге, не заходя внутрь. — Дамочка ведет себя так, будто она здесь хозяйка. А ведь это не так, верно, мамзелька?

— Конечно, не так, милый Прохор! — девушка взяла со столика ножницы, отрезала прядь своих волос и начала сматывать их в клубок, как тончайшую голубую нитку. — Этот дом — моя тюрьма, его бывший хозяин меня запер и повелел плести кружево из своих волос. По условиям проклятия я должна превратить в кружева все свои волосы, но они, увы, растут быстрее, чем я успеваю вязать…

— И кто же наложил это страшное проклятие? — голос Прохора звучал холодно и иронично. Кажется, он ей не верил.

— Я не могу назвать его имени, увы, — из прекрасного глаза девушки выкатилась жемчужная слезинка и упала на пол, словно бусина.

— Может мы можем как-то тебе помочь? — спросил я и сделал шаг вперед. Она выглядела такой хрупкой и такой несчастной. Хотелось обнять ее, ощутить под пальцами тонкий шелк ее удивительных волос, смотреть в ее бездонные глаза…

— Стой, Остап! — Прохор схватил меня за рукав. — Мы заглянули только на разведку, помнишь?

— Прохор, будь повежливее, — я нервно дернул рукой, оставив в руке Прохора обрывок бахромы. — Видишь, девушке плохо!

— С чего ты вообще взял, что это девушка? Только потому что у нее есть сиськи? — Прохор хмыкнул, но с места не сдвинулся, так и остался стоять на пороге. — Я бы не спешил с выводами, кто-то же покромсал здесь в лапшу твоих команду твоих накрученных приятелей…

— Может они тоже начали с хамства, как и ты же, — огрызнулся я.

— Разве не ты минуту назад просил меня не торопиться открывать дверь?

Девушка слушала нашу перепалку, а в ее пальцах виртуозно танцевал вязальный крючок. Клубок быстро таял, превращаясь в изумительно красивое кружево, на котором расцветали несуществующие цветы, переплетаясь с замысловатыми узорами. Я не мог оторвать глаз от этого волшебства, уже не слушая, что именно мне говорит Прохор.

— Остап, стой! — Прохор рванул меня за плечи и развернул к себе. — Что с тобой такое?

— Не трогай меня! — я попытался оттолкнуть Прохора, но руки двигались слишком медленно. Так бывает во сне, когда пытаешься драться. Как будто двигаешься в желе. Прохор выволок меня на крыльцо и захлопнул дверь. Я свалился мешком ему под ноги, и тут из моих глаз почему-то полились слезы. Сознание спуталось, в голове кипела обида и горечь страшной утраты. Прохор взял меня под мышки и поволок со ступенек. Я пытался отбиваться и кричал что-то бессвязное насчет того, что он только что разрушил мою мечту о любви всей жизни, что я его ненавижу, что он с самого начала вел себя как мудак, что наш дурацкий пакт был чудовищной ошибкой. Я требовал, чтобы он меня немедленно отпустил, а сам убирался на все четыре стороны, раз испугался несчастной девушки, равной которым он никогда в жизни не встречал и не встретит…

Я пришел в себя, когда Прохор зарядил мне оглушительную оплеуху. Потом еще одну. В голове зазвенело, но мысли, кажется, вернулись в норму.