Гражданин Поэт. Наши – всё

Сиротей, войсковая столовая,
Утешенье бессчетных полков!
Упраздняется каша перловая —
Запрещает ее Сердюков.
Не забуду бодрящего зова я —
Встать, раздатчики, в центре стола!
А еще ее звали кирзовая,
Да кирзовой она и была.

Сердюков! Для какого же блага ты
Гонишь то, что в цене искони?
Есть же принцип – «лишенья и тяготы»!
Ты портянки еще отмени!
Эту кашу, святую и грешную,
Защищавшую русский покой,
Заменил ты банальною гречкою,
Но от гречки и звук не такой!

Воевать – это вовсе не блог вести.
Нужен голод, муштра и ворье.
Голос доблести требует злобности,
А перловка – источник ее.
Кто накушался доз ее утренних,
Кто освоил армейскую жисть,
Тот врагов наших внешних и внутренних
Без оружия сможет загрызть.

Тут, похоже, и Родину вечную
Отвлекли от великих задач:
Заменили медведевской гречкою
Путинизма перловый кирзач.
Я и это безропотно лопаю,
В перерывах буханку грызя,
И хотя она пахнет Европою,
Но по сути все та же кирза.

Не шути с нашей Русью-Матреною,
Породившей великого Пу!
Возврати нам родную, ядреную,
Музыкальную нашу крупу!
Не дразни нас подменою ловкою,
Не подходит нам опыт ничей:
Ведь покуда мы были перловкою,
Рис и гречка не спали ночей.

Наш народ очарован могуществом,
И на съезде единой крупы
Побеждает с большим преимуществом
Наш перловый любимец толпы.
Он откроет эпоху неновую
И единым движением рук
Возвратит нашу кашу перловую
И ее оглушительный звук!

Ура! Ура, ура!
Перловка со вкусом ЕдРа!
Ведь это наша
Родная каша,
А гречке в Грецию пора.

Васильев меня предупреждал, что даже один поход на митинг чреват непоправимой эйфорией: сходишь, выступишь – и попер энтузиазм. До меня доходили, конечно, слухи, что он и сам втайне туда бегает, но он их упорно опровергал. Что касается меня, я никогда до этого не митинговал, и вдруг мне очень понравилось. Как сказала моя мама, впервые в жизни попробовав водку на праздновании моего возвращения из армии, «кажется, я начинаю понимать, что в этом находят».

И действительно, в «Дуривестнике» была поначалу эйфория.

Васильев ее безжалостно вырубил, и я долго бегал по комнате с характерным воплем сквозь зубы: «Нет, что он себе позволяет!» Но потом Миша дописал гениальный финал про чудо ниоткуда – и все заиграло.

23 сентября 2011 года рыболовецкий сейнер «Донец» с пьяным экипажем протаранил подводную лодку «Святой Георгий Победоносец», неосторожно всплывшую рядом с ним. Дело было на Камчатке. Вышел скандал, тему заказали на концерте в Театре эстрады, я живо вспомнил «Военно-морскую любовь» и особенно «Разговор на рейде» Маяковского – и получилось, по-моему, пронзительно, где-то даже тараняще.