Граждане

Павел поднял голову. Ему не понравилось раздражение в голосе Зброжека, тот гневный, издевательский тон, каким он говорил о людях. «В партии тебя бы за это били», — подумал он злорадно.

— Как с ними говорить? — продолжал Зброжек, заикаясь от волнения. — Думаете, я не пробовал? Уж, кажется, я за словом в карман не полезу. Но что ему ответишь, когда он тебе тычет в нос статью такого, к примеру, Лэнкота, который пишет, что все прекрасно в этом лучшем из миров? Эти статьи — тоже куриное кудахтанье, но на иной лад, ибо Лэнкот — это курица, которая нашла зерно и клюет его. Курица, довольная собой. Она кудахчет с гордостью: «Есть зерно! Есть зерно!» Вот и живи в таком курятнике! С курами ни до чего не договоришься, Павел, поверь мне!

Агнешка затрясла головой.

— Нет, Виктор, ты меня не убедил. Если приравнивать людей к курам, ничего хорошего из этого не выйдет.

Зброжек усмехнулся своими плоскими губами, и нос у него при этом сморщился так, что улыбка больше походила на жалобную гримасу.

— Агнешка — учительница, — сказал он, дотрагиваясь до засушенных цветов в вазе. — Она любит растения и животных. И ей кажется, что людей надо любить такой же любовью. Но у нас нет возможности строить оранжереи! Тебе не нравится сравнение с курами? Ну, хорошо, тогда вообрази, что наше общество — это лес. Мы вырубаем в нем трухлявые деревья, чтобы остальные могли расти здоровыми. Ты подумай: наряду с молодыми дубами и ясенями там есть и карликовый кустарник, который забирает из земли соки. Вот, например, такое растение, как «лэнкот». Бесполезный кустарник из семейства «лэнкотов»!

Он захохотал, откинув голову, — так его неожиданно развеселила собственная острота. — Бесполезный сорняк «лэнкот»! — повторял он сквозь смех. Когда Зброжек смеялся, он казался особенно некрасивым и печальным.

Павел смотрел на него пристально, нахмурив брови.

— Насчет Лэнкота ты неправ, — сказал он, перебив Зброжека. — Это честный и разумный человек. У него дельная голова на плечах!

Зброжек перестал смеяться. Внимательно взглянул на Павла и не ответил сразу. Он всматривался в Павла как-то удивленно и вместе испытующе, словно сейчас только задал себе вопрос, с кем он имеет дело.

— Ты сначала узнай его поближе, — сказал он после паузы. И, опять помрачнев, принялся перебирать книги на полке.

Наступило неловкое молчание.

— Мне кажется, на этот раз Виктор не ошибается, — услышал Павел голос Агнешки. — Лэнкот за несколько месяцев не пропустил ни одной его заметки. Да вот и мою статью о школах задержал, — добавила она со смехом. — Странный человек: во всем он подозревает вредительство.

— Ну, однако, мне пора, — сказал Павел и встал. Ему казалось, что если он пробудет здесь еще хоть одну минуту, он станет ненавистен и Зброжеку и ей, Агнешке.

Но в передней, торопливо надевая куртку, он встретил тревожный и огорченный взгляд Агнешки. Она стояла, прислонясь к стене, в передней было полутемно. Опять Павел почувствовал, что эта девушка ему ближе всех на свете. И вдруг сильно захотелось сказать ей об этом, но не хватило духу. Когда Агнешка, прощаясь, протянула ему руку, он криво усмехнулся, не глядя на нее. На одно мгновение ощутил в руке ее пальцы — и слова застряли в горле. Агнешка поправила ему воротник куртки. Павел стоял перед ней, опустив руки.

— До свиданья, — сказала она. — Остановка трамвая совсем близко, от ворот налево.

«Зачем я ушел?» — подумал Павел, очутившись на улице.

Он пошел пешком через Жолибож, по-воскресному тихий и пустынный. Лишь изредка попадались навстречу празднично разодетые парочки. В этот день дождь унялся и улицы подсыхали. На тротуарах лежали гниющие листья, склеенные грязью. В сумрачной тишине только по временам слышалось шипение паровоза под виадуком. Павел шел медленно, и с каждым шагом в груди разрасталась щемящая боль, как будто острый камень ворочался где-то в глубине сердца.

Он остановился у виадука и, следя за поездами, вспомнил свой недавний приезд в Варшаву. Сегодня в первый раз он в этом городе чувствовал себя несчастным. А несколько недель тому назад он высмеял бы того, кто посмел бы сказать, что в Варшаве можно быть несчастным… Как глуп он был, когда на пути сюда, сидя в поезде, воображал себя полным хозяином своей судьбы, непогрешимым и несгибаемым завоевателем! Вот теперь, когда он плетется, засунув руки в карманы, и даже как будто на губах ощущает горечь разочарования, — теперь самое время обозреть свои достижения. Так же вот в детстве бродил он однажды по улицам, когда его во дворе отколотили мальчики постарше за то, что он настойчиво лез в их компанию, хотел играть с ними в «нож». Тогда на Бруковой улице такой же острый камень давил ему сердце, когда он шел, заплаканный, избитый, и давал себе клятву отомстить.

С чувством горькой обиды Павел думал: почему именно он оказался обманутым, он, а не Зброжек, не другие? Столько мужчин выбирают себе подруг легко и просто, без колебаний, и любят их так же просто, без мучений.